Читать Часовой Большой Медведицы

– Школ-л-ла! Стаа-на-вись! Р-р-рав-няйсь! Смир-р-р-на! Р-р-равненье н-на с-с-средину!

Моложавый полковник окинул беглым взглядом вытянувшиеся во фрунт шеренги курсантов в парадной форме и, четко развернувшись через левое плечо, отпечатал на плацу несколько шагов, остановившись напротив генерала – начальника Высшей школы милиции. Короткий полет руки к козырьку фуражки, столь же короткий доклад, и полковник отходит в сторону, освобождая генералу путь к микрофону.

– Здравствуйте, товарищи курсанты! – динамики, размещенные по углам, разнесли зычный генеральский голос не только по всему плацу, но и по ближайшим окрестностям.

– Здра-жлам-трищ генерал-лейтенант! – слитный рев трех сотен юных глоток вызвал доброжелательные улыбки на лице руководства и заставил взметнуться вверх стаю голубей.

– Поздравляю вас с окончанием обучения в нашей славной школе!

– Ур-р-р-а-а-а! Ур-р-р-а-а-а! Ур-р-р-а-а-а!

– Согласно приказу номер двести сорок пять дробь сто семнадцать от двадцатого апреля 20… года всем выпускникам ВШМ присваивается первое специальное звание – лейтенант юстиции! К церемонии вручения дипломов приступить!

Со всех сторон плаца, под печатный стук шагов, понеслись команды, доклады, поздравления и радостные, абсолютно неуставные вопли.

Аккуратно, чтобы не заметили со стороны, Мишка переминался с ноги на ногу, дожидаясь своей очереди и жалея о невозможности снять фуражку и почесать затылок. К тому моменту, когда наконец-то прозвучала его фамилия, Канашенков, радуясь хоть небольшой возможности размяться, звонко заорал «Й-а-а!!!» и сделал шаг вперед, рассекая воздух рублеными движениями рук, словно отделяя старую жизнь от новой. Вчера – курсант, сегодня – офицер. Наконец-то!..

Короткое напутственное слово начальника курса, диплом и переливающиеся золотом первые погоны с одним васильковым просветом и двумя маленькими звездочками.

Все дальнейшие события этого дня остались в памяти только в виде ярких, полных оглушающей радости фрагментов. Церемониальный марш. Прощание со Знаменем. Сотни фуражек, взлетающих вверх, подобно стае птиц, под радостные вопли: «Свобода!» Выстрел открывающейся бутылки шампанского и счастливый вопль кого-то из сокурсников: «За имперский сыск, господа офицеры!» Длиннющие столы ресторана и радостная команда Федьки Глотова, пропитанная язвительной иронией: «К приему пищи – приступить!».

Широко улыбаясь, Канашенков шагнул к столу… и взвыл. С глухим стуком что-то твердое больно вонзилось ему в бедро, и чей-то шипящий голос произнес возмущенно-удивленным тоном:

– Лейтенант! Что вы себе позволяете, лейтенант?!

Морщась от боли, Мишка приоткрыл глаза, судорожно соображая, куда подевались ресторация и товарищи по курсу. Прямо перед ним, за широким столом, нахохлившись, словно высматривающий добычу гриф, гневно посверкивала стеклами очков сухопарая тетка-кадровик с майорскими погонами на сутулых плечах. Потирая виски, чтобы хоть как-то ослабить похмельную боль, юный лейтенант под мерное постукивание молоточков маленьких кузнецов, поселившихся у него в голове, с трудом выстраивал свои мысли, словно старый сержант первокурсников.

«Если я болею с похмелья – значит, я пил. Если я пил – был повод. И повод имелся, и лейтенантом меня величают – значит, выпускной парад мне не приснился. У-у-й! Как голова бо-о-олит… Точно состоялся. Только вот зачем я столько пил, я ж больше трех рюмок зараз никогда… Это все Федька Глотов: «За наши звезды, за наши погоны!», чтоб ему сегодня никто минералки не поднес! А теперь я в каком-то кабинете в гостях у сказки, тьфу ты, черт, у какой-то тетки. Правильно! Сегодня – распределение. Значит, я у кадровиков. Хотя, учитывая, насколько тетка похожа на Бабу-ягу, может, я все же в сказке. Только больно страшненькая сказка получается, так что пусть я лучше в отделе кадров буду».