Известия об очередном вторжении гоминьдановских войск не произвели на Пина и остальных солдат во взводе особого впечатления. Сейчас их больше занимал новый боец, на этот раз девушка, которую перекинули к ним в Тецзиншань из Жуйцзиня, столицы Советской республики[1]. Перевели ее, во-первых, по ее просьбе, а во-вторых, потому что у нее имелся боевой опыт. Во время второй и третьей гоминьдановской карательной операции она сражалась в одной из восточных дивизий, где вечно недоставало людей. Именно поэтому Политбюро приняло решение направить девушку в боевое подразделение, вместо того чтобы определить ее на работу в госпиталь или агитбригаду. Кроме того, ей самой хотелось оказаться в Тецзиншани, чтобы защищать колыбель революции. Бойцам во взводе она сказала, что для нее огромная честь встать в один ряд с теми, кто дольше всего сражался плечом к плечу с командармом Мао.
Поначалу Пин думал, что девушка просто хочет расположить к себе сослуживцев. Подавляющее большинство бойцов в прошлом были уголовниками: разбойниками или ворами, и на коммунизм им было плевать, как и на вонь, что исходила от их тел. Пин был оружейником. В прошлом, еще в Гуанчжоу, он был и бандитом, из тех, кто готов отдать плоды недельных трудов за ночь с пахнущей дорогим парфюмом проституткой. Расталкивая конкурентов плечами, он подходил к публичному дому – самому освещенному зданию на улице, швырял ружье на стойку в качестве оплаты и говорил хозяйке заведения: «Мне самую лучшую!»
У Юн был кривой нос: его сломал помещик, которому родители продали девочку, когда ей было восемь лет. У нее были узкие бедра, плоская грудь и тонкие, как побеги бамбука, руки. Пин, вручая ей одно из сделанных им про запас кремневых ружей, локтем задел ее острое плечо, когда она отвернулась. И ему подумалось, каково это – переспать с ней? От этой мысли он вздрогнул: да это все равно что возлечь с колчаном, полным стрел.
Вопреки ожиданиям, девушка осталась во взводе: делила с остальными бойцами пещеру, в которой по ночам стоял оглушительный храп, и таскала мешки с рисом, такие тяжелые, что со стороны напоминала муравьишку, взвалившего на себя камень куда больше его размерами. Под проливным дождем сооружала гнездо для пулемета. Присаживалась, как и все, у самого края обрыва, чтобы облегчиться. Как-то раз Пин увидел ее перед боем. Юн была вся как натянутая струна, готовая в любой момент броситься вперед и разнести в клочья гоминьдановцев. Наверное, в этот момент у него и зародились к ней чувства.