Читать Зверская сила
Зима, еще вчера карающая злыми ночными морозами вестников весны, как-то разом захирела и отступила. На синем небе вовсю хозяйничало ослепительное солнце. Его бойкие лучи к полудню разогнали завесу сердитого холода и разбудили тот сладостный аромат приближающейся весны, какой самозабвенно вдыхал полной грудью судебный следователь Струнников Афанасий Сергеевич и никак не мог надышаться. Благодать, одним словом! Удивительное настроение случилось у человека, вот, только, заунывный скрип левого колеса коляски напоминал счастливцу, что не всё так прекрасно в этом мире. Несколько минут блаженства оставалось Афанасию Сергеевичу, перед тем как соприкоснется он с очередной трагедией рода людского.
Иуу, – словно шершавым камнем терзал кто-то невидимый ликующую душу молодого следователя, погоди, дескать, недолго тебе радоваться, вон дом-то тот…
Весна осталась за тяжелой дверью парадного подъезда.
– Вот сюда он упал, – суетился перед следователем городовой Алядов, – с четвертого этажа в проём кинулся.
Струнников, всё еще крепко сжимавший зубы, чтоб подготовить себя к спокойному осмотру изуродованного трупа, с немалой толикой удивления рассматривал чистые половицы.
– А где…? – растерянно глянул он на городового.
– В лазарет увезли, – торопливо отвечал Алядов. – Дышал он еще, но не жилец. Жуть, как расшибся. Чего людям не живется? Ведь секретарь железнодорожного съезда! Там же, в чугунных дорогах этих, денег теперь, хоть лопату приноси, а он сверху да головой вниз. Чудеса! А баба одна, из прислуги нижнего этажа, полы здесь помыла, пока мы туда-сюда бегали. Она ж разве понимает чего в следствии? Одно слово – баба…
– Фамилия его как? – остановил Струнников разговорившегося городового.
– Гаршин, ваше благородие, – ответил Алядов.
– Гаршин, – нахмурился следователь. – А не тот ли это Гаршин…
– Тот, молодой человек, тот, – сделал шаг из темного угла седовласый господин, по всем приметам: чиновник по ведомству просвещения. – Это писатель – Всеволод Гаршин.
– Да? – глянул на чиновника Струнников. – Я читал его рассказ «Четыре дня».
Афанасий Сергеевич прочитал этот рассказ о военных злоключениях солдата недавно. Рассказ пришелся следователю по душе своей образностью и правдивостью, а фраза доктора в финале «мы одну вашу ножку-то взяли» вызвала у него какие-то ассоциации со странным видением. Вот и сейчас Афанасию Сергеевичу ясно представился старичок доктор с мохнатыми бровями над добротой глаз, держащий под мышкой окровавленную человеческую ногу. Бр-р-р…
– И чего не жилось? – продолжал недоумевать Алядов. – Молодой, при месте хорошем, живи да радуйся…
– Он хотел жить, – подала голос пожилая дама, стоявшая около лестницы. – Я с ним вчера разговаривала: не думал он о смерти. Путешествовать собирался. Счастливый он был в последнее время, по глазам видать. Уж я-то в глазах разбираюсь: не бывает таких глаз у людей несчастных. А вот старик к нему приходил, у того столько несчастья на лице, что мороз по коже.
– Какой старик? – Струнников велел подойти даме поближе.
– Страшный: нос крючком, глаза безумные, уши уродливые, лицо костистое, словно череп тонким пергаментом обтянули. Он и говорит Всеволоду Михайловичу: бояться нам надо, обещал он нас, как красные цветы истребить. Это я случайно услышала: иду мимо, а они возле подъезда беседуют.