Наши вдохновители:
Анна Гутиева, Наталья Серая,
Евгения Александрова
Самая лучшая группа поддержки:
Ольга Грекова, Софья Евдокимова,
Виталий Сулимов, Дарья Волкова,
Андрей Калошин, Олеся Смотрова,
Егор Федотов.
Спасибо нашим друзьям и близким – всем тем людям, которые верили в нас даже тогда, когда в нас не верили мы сами.
И огромная благодарность – нашим читателям, которые плакали, смеялись и проживали вместе с нами эту историю.
Копирование, тиражирование и распространение материалов, содержащихся в книге, допускается только с письменного разрешения правообладателей.
Вот и все.
Гробовая доска с грохотом захлопнулась, и земля дрогнула под ногами Селин.
Глоток зловонного воздуха застрял комом в горле.
Последние попытки угадать черты лица матери сквозь плотную траурную ткань рассеялись в пасмурном небе, полном карканья воронья и дыма от погребальных костров.
Пепел закружился в порыве студеного ветра и отразился на поверхности луж после стихшей грозы. Селин бездумно убрала с лица светлые пряди, выбившиеся из высокой прически, и зябко поежилась.
В покрасневших глазах больше не оставалось слез. Им на смену пришли лишь пустота и боль.
Будь ее воля, она обратилась бы в черную надгробную статую, чтобы не оставлять мать одну-одинешеньку в холодном склепе.
Среди гомона знати монотонная речь епископа ковыляла к финалу.
Как бы ни пытался казаться чопорным, тот заметно покачивался. Обрюзгшие щечки разрумянились и выдавали не одну принятую накануне пинту лучшего верденского. Стоявший напротив монастырский служка нахально подмигнул, и Селин, потерянная и одинокая, беспомощно уставилась на наглеца.
«Да как вы смеете?!» – вопрос едва не сорвался с губ.
Визгливый хохот одной из дам все же заставил обернуться и немедленно утонул в складках золототканной накидки вычурной парчи.
«Похоже, смерть в наших краях ныне совсем обесценилась и перестала вызывать всякое почтение. Даже к тебе, матушка, – к той, которая при жизни многим из них несла лишь свет и добро».
Де Круа понимала, откуда взялась крайность впадать в разгул и пиры – люди просто устали бояться стать следующими в бесконечных некрологах. Вот только отказ от простейшей человечности она не хотела понимать.
Каждый смешок, каждая ужимка на похоронах били пощечинами. Селин устало прикрыла глаза и поджала губы.
В пронизывающем холоде проносились обрывки оживленных бесед и мерзкое хихиканье, чуть приглушенное веерами. Во мраке траура по последней моде то тут, то там бликовали бока богато инкрустированных фляг.
«О, нелюди! Вам бы еще начать фанты разыгрывать!..»
По всей видимости, церемония погребения показалась собравшимся слишком пресной. Настолько, что компании великосветских гостей пришлось развлекать себя самостоятельно. Брат усопшей – разодетый в пух и прах герцог Фредерик де Сюлли – возглавил остроты в краткой, но точной оценке платьев. И свита немедленно подхватила забаву. Селин готова была поклясться, что в толпе прозвучали несколько имен портных да колкости в адрес белошвеек.
«Действительно, здесь все свои, а протокол писан единственно лишь для черни».
Нервный бег облаков пропустил луч бледного, словно больного, солнца.