1.
– Вы опять! Не скроете! А ведь это вредно сказывается на ваших способностях.
– Да полно! Я все того разу забыть не могу.
– Это какого?
– Того, певчего, символиста, что сонеты сочинял.
– Вот уж, ангел мой, вам переживать тут не о чем. Любит-то он вас!
– Это все для виду.
– А все же морфин-то не выход!
– А вот и наш милый друг, – потрепал по голове ищеке Юношу вышедший в столовую на голоса Писатель. – Просто в гости или есть новости?
– Да вот, выразил кое-что.
– Не говори, – беззвучно умоляюще зашептала Алина за спиной у мужа и что есть силы затрясла головой зазвенев цыганскими монисто.
– Что же, это мы любим, это мы сейчас послушаем.
–Принеси льду, что ли, – не обращаясь ни к кому,сказал Писатель.
Алина сразу скрылась в темной арке.
Писатель подошел к ореховому буфету и из самой верхней полки достал бутылку с алмазной крышкой.
– Самое лучшее – для вас, мой друг.
Потом долго читали, разбирали написанное по словам, а как градус ударял, по мере того, разговор все более склонялся к продолжению его уже не в столовой.
– А вот, забыл, стих еще есть, один. Сочинилось в цирюльне, когда брился, – глупо улыбаясь, брызжа едкой пьяной слюной и блестя налитыми глазами, как выстрелил – сказал Юноша.
– Неожиданно, но не невозможно, – сверкнул глазами в ответ писатель, – декламируй.
– Твой образ мне и светел, и пречист, – начал Юноша.
– Это о ком же? О том рыженьком или новая сердечная страсть?
– Новая, – быстро пробормотав, Юношапродолжал.
Писатель по-хозяйски шлепнул Алину и слушал.
– Добавь льду.
Фигурка в белом бесшумно проскользнула и исчезла в темноте арки.
– Свечей… Зажги все.
Она зажгла и расставила их по углам.
Во время таких приемов молодых литераторов Алина по обыкновению сидела в глубоком мягком кресле в углу спальной комнаты и читала, или сама писала.