Читать Забавушка и Змей Горыныч

— Сегодня мы устроим пир горой, пригласим гостей заморских да знатных, — молвит мне мой дядюшка, князь Владимир Красно Солнышко.

— Почто, дядюшка? — спрашиваю его, а у самой сердечко так и обмирает.

Ведает оно, за каким лихом он всё это затеял.

— А чтобы сыскать тебе мужа хорошего, племянница моя ненаглядная, Забавушка. Хорошего да богатого, — подходит ко мне мой дядя, нежно лелеет да голубит меня по щёчке румяной.

Вспыхиваю я вся огнём жарким от ласк его смущаясь.

— Будешь ты при муже жить да поживать, — берёт он моё лицо в свои ручки белые, поднимает его вверх да смотрит свои соколиным взором в глазоньки мои лазоревые. — Будешь под присмотром да под охраною у него, моя Забавушка, — прижимает он меня к себе, к сердцу буйному, да только чую я, что не по-отечески он меня опекает да выговаривает.

Сердце его ретивое стучит под золотом расшитым кафтаном шёлковым с соболиной оторочкою, губы его сладкие да алые близёхонько ко мне, так и тянутся поцеловать мои уста сахарные.

Нету сил и мочи мне сопротивляться князю знатному да могучему, ножки мои подкосились, рученьки опустились, сердце в груди так и замерло. Как птичка в клетке притаилось.

А мой дядя Владимир, сводный брат батюшки моего покойного, шепчет мне речи жаркие прямо в ушко, речи жаркие да непристойные:

— Знай, Забавушка, что мила ты мне и дорога, с первых дней как я тебя увидал. Хоть и племянница ты мне по брату, да хоть великую ты во мне пробудила, девонька. На старости лет сердечко моё взыгралось ретивое. Не могу с тобой быть вместе на виду у народа честного, будешь ты моей навек при муже живом, — соблазняет меня и речи такие паскудные ведёт, прижимает меня к груди своей могучей.

Трепыхаюсь я как синичка в лапах у лиса, да нету силы у меня супротив дядиных объятий стальных да булатных.

— Сыщу мужа тебе богатого, да дряхлого. Дряхлого и немощного, чтобы уд его был слаб и бессилен, — шепчет страстно мне свой грех в ушки дядюшка. — Будешь ты с ним жить-поживать, бед не знать, как у Христа за пазухой, а я буду твоим тайным мужем и полюбовником.

Чую я, как хоть в моём дядюшке великая поднимается, обуяли меня страх и робость перед ним. Дрожь все мои чресла охватила, понимаю я, что ждёт меня беда неминучая.

Беда девичья да бесчестье великое.

— Сыграем тебе свадьбу весёлую да богатую, — сладкие речи так и льются из уст его поганых, уст змеиных. — Ни в чём нужды знать не будешь. Сошьём тебе платье да сарафан тонкого шёлка и парчи, кокошник с каменьями драгоценными справим, только выбери себе мужа по душе.

— Из кого же мне выбирать, дядюшка?! — вскрикиваю я в сердцах, не удержавшись.

— Да хоть краля французского Пипина Короткого бери себе в мужья, — молвит искуситель мой. — В молодости, говаривают, был он горяч да могуч, но под старость лет совсем его хворь хранцузская сгубила, немощен он мудями своими, да со мной зело породниться хочет.

— Дядюшка мой дорогой, не губи ты меня, — слёзки жемчугом из очей моих капают, прямо на кафтан его багряный. — Не хочу в расцвете лет с дряхлым стариком постель стелить! Пожалей ты годы мои младые, — плачу я, рыдаю, сердце его похотливое разжалобить хочу.

— Так зачем тебе с ним постель делить, моя голубка? — гладит он мои косы русые. — Я с тобой каждую ночь возлежать буду, останетесь жить в моём тереме высоком. Пока не наиграюсь я не натешусь с тобой вдосталь. Приданого за тобой десять сундуков злата отсыплю. Поедешь в град Париж хранцузской королевою, — молвит он речи такие льстивые, а глаза у самого сверкают и блестят от похоти великой.