А не бросить ли вам, друзья мои, дела свои неотложные и важные, да игры веселые и лихие, да не послушать ли сказочку былинную о делах старинных и древних давно минувших? Так давно это было, так давно, что уже и сказать нельзя, было ли это на самом деле, или просто люди в скучные вечера придумали. Только это уже не мое дело, верить ли всему этому или не верить, а ваше. Мое дело простое, рассказывать, да не забывать ничего, не перепутывать. Итак, если тишина кругом полная, и внимание только в мою сторону, я приступаю.
Былина первая НА ЦАРСКОМ ПИРУ
Огромное царство у царя Дубрава. Можно месяц на коне скакать от одной границы его к другой, а все равно не доскачешь. От славных предков получил он его и в свою очередь прославил. Всю молодость свою в боевых походах провел. Годами с коня не слезал. Не мало ближних и дальних племен покорил. После победы над соседями, присоединял их к своей державе, а дальние страны и народы данью облагал. И стало его царство богатеть и процветать, на зависть соседям, на страх врагам и на помощь друзьям.
Ну а как минуло царю сорок лет, так он воевать и прекратил.
– Хватить браниться, – сказал, – пора пришла и миром насладиться.
Снял он латы стальные и повесил их над своей кроватью царской, а рядом меч булатный прикрепил. А щита у него никогда и не было. Он еще в молодости, как взял штурмом древний Князьгород, сделал его своей столицей, да повесил над его воротами свой круглый щит, так новым больше и не обзаводился. Да и не нужно ему это было. Стрелы от его груди и так отскакивали, а копья да мечи вражеские ломались словно соломенные. Недаром его Дубравом звали. Крепче дуба столетнего он был. А силен, словно целая дубовая роща. А тот щит до сих пор над городскими воротами висит, и в народе поверье, что пока на месте он, никакой враг приступом Князьгород не возьмет.
Надел Дубрав белую длинную рубаху с расшитыми на ней красными петухами, да сел с женой свой царицей Забавой, да со своими славными дружинниками пировать. Тут к нему его бояре и пришли, поклонами да бородами полы подметая.
– Царь, ты наш батюшка, – обратились они к нему, – отец родной, вождь великий, да воин славный, дозволь слово молвить.
– Говорите, отцы царства моего, – ответил царь Дубрав.
И вышел вперед тогда самый главный боярин, старый словно мир, с бородой широкой седой окладистой. Обратился он к царю с такими словами:
– Всех ли ты врагов, разбил, что за стол праздничный садишься? Не рано ли пиры устраивать, когда на юге басурманские конники Пылехана шалят, а на северных морях лодьи с ледоморами безобразничают?
Вздохнул царь Дубрав, кулаки сжал и ответил боярину:
– Ты, Брадомир, вроде и зовешься мирным да тихим, а все эти годы только и делаешь, что воевать меня заставляешь. Двадцать пять годков царствую, а только и делаю, что воюю. Одних врагов разобью, тут же другие появляются. И нет им числа. Словно яму копаешь. Чем больше от нее берешь, тем больше она становится. Вот и думаю я, может, хватит копать? Разве не велико наше царство?
– Велико, – согласились бояре.
– Разве не богато и славно оно?
– Богато, – согласились бояре. – И славно. Из-за дальних гор да морей в Князьгород короли и императоры послов с поклонами шлют.