Мама долго и тщательно собирает нас с сестрой на ежегодное фотографирование в студию «Малыш»: нарядные платья, белые колготки, ленточки в волосах. Наша праздничная делегация чинно идет по лестнице. Неудачно споткнувшись, я падаю и больно ударяюсь коленкой. Но боль – не самое страшное. Страшнее всего то, что белые колготки теперь в грязи – и мама точно рассердится. – Ворона! – кричит она. – Неужели так сложно нормально ходить?! Я тебе сейчас не знаю, что сделаю…
«Мне и так больно, а ты еще и кричишь… Неужели тебе меня совсем не жалко?» – хотела бы я сказать маме, но выходят только слезы…
Я писала в первом классе: My mother is an engineer, my father is an economist[1]. Честнее было бы написать: Моя мама – агрессор, мой папа – алкоголик. Они оба меня любят своеобразной любовью: мама – грубым ором и критикой, папа – игнором. Я больше не злюсь на них, не осуждаю и не обижаюсь. Только сочувствую. Они хорошие родители, искренне желали мне добра. Последнюю рубашку с себя снимали. Как говорится: «Все лучшее – детям». Я всегда была одета, накормлена и досмотрена. Они дали мне все, что могли. Сделали максимум возможного. Их любили так же. Это все поколенческие травмы. Они передали их мне. У меня нет цели дать оценку родителям или историческому контексту, в котором мы росли, и уж тем более найти виноватых. Я хочу признать факты, рассказать о том, как они на нас повлияли и попытаться помочь самим себе.
Мы, родившиеся в 1980-е и позже, имеем мало личного опыта с Советским союзом. Наша связь базируется на впечатлениях от впечатлений других людей – по книгам, фильмам, песням и тому, как воспитывали нас родители и бабушки с дедушками. Какие страхи, стыд и вину вместе с любовью и заботой они нам передали. Как они хотели защитить нас от трудностей, а защитили от жизни. Даже этот размытый временем и преобразованный другими людьми след оставил много выбоин на наших душах. Так же как прививка БЦЖ[2] оставила рубцы на предплечьях.
Когда мы с друзьями пошли по психотерапевтам и стали обсуждать вскрывшиеся травмы друг с другом, то осознали, что они у нас общие, – методичку можно писать. Эта методичка перед вами. В ней – попытка осмыслить установки постсоветского воспитания, назвать вещи своими именами, понять, какой отпечаток все это оставило на нас и разобраться, как с этим жить. По возможности – счастливо.
То, какими мы стали взрослыми, сформировано нашим детским опытом. Мы все пи́сали в школьных туалетах без дверей, жили всей семьей в одной комнате, получали голландский батончик Mars на день рождения, мечтали о коробке-блоке из-под жвачки в киоске, поступали в университет так, будто от этого зависела вся наша жизнь, наших родителей и будущих детей, сомневались, любят ли нас родители, достигали успешного успеха, чтобы не сомневаться, уходили из отношений и компаний вместо того, чтобы поговорить о том, что нас не устраивает. И если уж быть честными до конца, жили не свою жизнь. Отдавали решения на откуп каким-то абстрактным людям или судьбе. Боялись, что о нас подумают. Мы так тщательно прятали все от других, что спрятались от себя и потерялись.