Человек хотел приручить ветер и создал паруса. Кари подул в натянутые полосы ткани, раз, другой, да так заигрался, что позабыл, кто он такой на самом деле. А когда много веков спустя вернулся в родные края, то решил, что он и вовсе не отсюда.
Единственное, что тревожило его, крылось в каком-то странном чувстве, когда он пролетал мимо резных балкончиков и высоких узорчатых дверей. Они казались ему смутно знакомыми. Он даже заглянул в парочку старинных тбилисских домиков, так сказать полюбопытствовать в парадной, но был вынужден в спешке покинуть их, так как показались люди.
И чем-то они его напугали, то ли болтовней своей, то ли излишней неприветливостью. Кари вылетел через разбитое окно, и больше в тот переулок не возвращался. Шли дни, людей в городе пребывало. А к лету нахлынули туристы, да так много, что ветру негде было от них укрыться. И улетел он к виноградной горе, где под старым ореховым деревом стоял небольшой домик, почти хижина. Прежние хозяева перебрались к детям, а его оставили. Завидев Кари, занавеска в маковый цветочек на двери тревожно зашелестела, а створка окна громко хлопнула об раму. Дом обрадовался новому хозяину и высказал свою благосклонность.
По ночам под тусклой лампочкой собирались мотыльки да бабочки. Они беспокойно кружили до самой ночи, пока Кари не выключал свет. Но дом и тогда не оставлял его в одиночестве, то трубой зазвенит, то ветхой верандой над головой проедет. Так они и жили.
Каждое утро ветер прогуливался одним и тем же маршрутом. Спускался по лестнице до остановки, садился в четыреста сорок восьмую маршрутку и доезжал до станции Вокзальной площади. По утрам народу было очень много. Пока люди искали свои карточки, незаметно для контролеров ветер нырял под турникет и добирался до поезда. На метро-то ехать было всего ничего: три остановки, и вот уж выходить.
Площадь Свободы встречала его несвободным потоком голосов, ног, шляп, очков и рюкзаков. Он пробирался сквозь эту живую изгородь на свежий воздух и не мог потом надышаться в Пушкинском сквере. Честно говоря, Кари обожал разные ароматы, и даже запах сырости, который встречался в подземных помещениях вроде метро, приходился ему по вкусу. Но вот людей не то что недолюбливал, просто сторонился их. За столько лет жизни на земле у Кари появились излюбленные места для отдыха. Спустишься с Лермонтова, да угодишь прямо в маленький парк, окруженный со всех сторон деревьями. А в центре стоит фонтан в виде парочки под зонтиком. И капли падают на влюбленных так рьяно, что, кажется, будто они укрылись не только от дождя, но и от всего мира. Ветер любил там отдыхать знойными летними днями.
Хоть Кари и позабыл свою природу, душа его иногда выпархивала за пределы телесной оболочки и проказничала: то чемодан на колесиках опрокинет, то шляпку с головы какой-нибудь красотки сорвет. И в эти редкие часы ветер становился счастливым и свободным.
Однажды прогуливаясь в парке, ветер заинтересовался странным поведением воробьев. Точно в танце пернатые кружились над травой, то вверх поднимаясь, а то спускаясь к самой земле. Кари даже похлопал им, когда они уселись на заборчик неподалеку. И собрался было уходить домой, когда воробьи резко поднялись в воздух и зачирикали, будто бы призывая ветер к себе.