Читать Содом и Гоморра

Шрифт

Интервал

Marcel Proust

SODOME ET GOMORRHE

Издательство Иностранка^>®

От переводчика

Санчо Пансы и Дон-Кихоты
И увы, содомские Лоты
Смертоносный пробуют сок,
Афродиты возникли из пены,
Шевельнулись в стекле Елены,
И безумья близится срок.
Анна Ахматова. Поэма без героя

Книга «Содом и Гоморра» расположена в самом центре романа «В поисках потерянного времени». До нее – три первые книги «Поисков», после нее – три последние. Мы еще помним, с чего все начиналось: с двух дорог, ведущих в разные стороны. Мы еще не догадываемся, чем все закончится, а закончится тем, что сторона Сванна и сторона Германтов сольются воедино. В «Содоме», кроме отсылок к предыдущим книгам романа, есть уже предвестья перемен, которые принесет с собой обретенное время, когда сойдутся обе эти дороги.

Условно говоря, первый том – это детство рассказчика, второй – это его отрочество, третий – юность. Дальше начинается прекрасная и мучительная взрослая жизнь, и вот в четвертом томе рассказчику открывается пугающее однообразие такого, казалось бы, пестрого и разнообразного мира. В середине этой центральной книги рассказчик объясняет Альбертине: «…если рассматривать мир как театр, то в этом театре декораций меньше, чем актеров, а актеров меньше, чем „положений“». Одни и те же актеры в одних и тех же условных декорациях разыгрывают самые разные ситуации перед Творцом, он же демиург, он же драматург, он же автор романа. «Мир как театр», theatrum mundi, как известно, – старинное понятие, популярное еще в искусстве барокко и дожившее до наших дней. Так, Шекспир устами своего персонажа говорит:

Весь мир – театр.

В нем женщины, мужчины – все актеры.

У них свои есть выходы, уходы,

И каждый не одну играет роль[1].

А в двадцатом веке, совсем незадолго до Пруста, Николай Гумилев говорит примерно о том же:

Все мы – смешные актеры

В театре Господа Бога[2].

И главный герой романа Марсель (он же рассказчик) очень кстати растолковывает Альбертине это понятие: ведь в дальнейших событиях «Содома» один и тот же г-н де Шарлюс играет то деспота и злодея, то изнывающего от горя влюбленного, то изысканного и тонко чувствующего артиста и эстета, то смехотворного и истеричного старикашку. Разные роли играют и Морель (всецело преданный искусству музыкант и циничный прохиндей), и Альбертина (добрая, милая, искренняя лгунья), и безымянная подруга мадмуазель Вентейль (бесстыжая развратница и терпеливая труженица, год за годом упорно восстанавливающая по неразборчивым черновикам музыкальное наследие Вентейля).

У самого рассказчика ролей вроде бы нет, он – создатель, зритель, истолкователь, а не актер. Но есть образ, в котором он себя узнаёт и с которым сам себя сравнивает. Это образ мифологического певца Орфея. И по этому образу в Содоме и Гоморре можно узнать мрачное царство Аида, куда спускается Орфей за своей возлюбленной Эвридикой и выводит ее на свет – но лишь затем, чтобы в дальнейшем навсегда потерять и оплакать.

Так сложилось, что два последних года в жизни Пруста были почти полностью отданы «Содому и Гоморре». Он провел 1921-й и начало 1922 года в основном над правкой корректур второй части «Содома». Больше всего он боялся, что не доживет до публикации этого тома, а о том, чтобы подержать в руках остальные три, уже и не мечтал. Откуда, кстати, взялись еще два тома, возникшие между «Содомом» и «Обретенным временем»? Дело в том, что, выделившись в отдельный том, «Содом» в свою очередь стал разрастаться. В нем оказались целых четыре части. И тогда автор решил, что 3-я и 4-я части могут стать отдельными томами; мы их знаем сегодня под заглавиями «Пленница» и «Исчезновение Альбертины». Последние три тома романа останутся после смерти автора хоть написанными и перепечатанными, но не выверенными и не подготовленными к типографскому набору. Опубликованы они будут позже, трудами брата писателя и его друзей.