⇚ На страницу книги

Читать Десять жизней Мариам

Шрифт
Интервал

Посвящается нашим прабабушкам.

Благослови Господь тех, кто их помнит.

Всё это осталось в прошлом, но шрамы на моем старом теле видны и по сей день. А уж повидать мне довелось много разного, еще и похуже того, что случилось со мной.

Мэри Рейнольдс, бывшая рабыня из Блэк-Ривер, Луизиана. (Из интервью в Далласе, штат Техас, 1937 год. Возраст миссис Рейнольдс примерно 100 лет.)

Sheila Williams

THINGS PAST TELLING


Copyright © 2022 by Sheila Williams

All rights reserved


Печатается с разрешения Amistad (импринт HarperCollins Publishers).

Издательство выражает благодарность литературному агентству Andrew Nurnberg Literary Agency за содействие в приобретении прав.


© Н. Б. Буравова, перевод, 2024

© Издание на русском языке. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2024

Издательство Иностранка

Часть I

В прежние времена

Следует помнить, что в начале девятнадцатого века подавляющее большинство негров, как рабов, так и свободных, не проживали в Черном поясе, не выращивали хлопок и не исповедовали христианство.

Айра Берлин. Тысячи и тысячи пропавших: первые два века рабства в Северной Америке (1998)

1

Городок Либерти, округ Хайленд, штат Огайо

Май 1870 года

Я сижу на солнышке. Старым костям солнышко по нраву. Николас говорит:

– Мама Грейс, ежели и дальше будешь там сидеть, до хрустящей корочки прожаришься!

А я ему отвечаю:

– Вот и дай мне прожариться как следует!

На солнышке так приятно, так славно, его тепло – единственное, отчего суставы болят поменьше. Оно, как теплое масло, растекается по моим изболевшимся рукам.

Из дверей выбегает Фрэнсис и направляется прямиком ко мне. О господи, ну что за женщина! Двигается, словно солдат на марше.

– Мама Грейс! Ты так и не позавтракала. Совсем ведь истаешь, коль есть не будешь, – хмурится она.

Вижу-то я плохо, зато слышу хорошо и знаю, что Фанни хмурится. Стыдно портить такое красивое лицо. Но ее беспокойство вызвано любовью.

– Да не очень и есть-то хочется, Фанни, – говорю я ей. – Я уже порядком стара, вот и таю потихоньку. – Я смеюсь: мне нравится эта маленькая шутка.

Николас ворчит. У этого мальчика нет чувства юмора.

– Мама Грейс, тебе нужно поесть.

Я качаю головой, потираю колени. Как же солнце приятно ласкает мои кости! И вызывает в памяти историю, слышанную… да уж давненько. О чем была та история? О Зекииле в пустыне и – подумать только! – еще о костях[1]. Высохших. Он их складывал вместе, те сухие кости. Зекииль этот… Мне всегда было очень интересно, что этот парень делал среди песков у черта на куличках.

– Мама Грейс?

– Да я уже поела, Ники. Мне хватит.

Они с Фанни пристально смотрят друг на друга, я это чувствую. И знаю, что они думают: «Ну, что ты будешь делать с этой женщиной? Вспомнилось ей! Мысли ее бог весть где блуждают». Я улыбаюсь про себя, откидываюсь на маленькую подушку, которую Трехцветка сшила специально для моего стула. Ощущение, будто сидишь на перине. Эта моя девчонка просто чудо. Она может сделать что угодно, вот прямо что угодно. И откуда только берутся такие славные дети?

Солнышко теплое, греет. Прямо как, помнится…

Адмирал лает надрывно, с хрипом, словно его душат. Кто-то идет. Вот же глупая псина. Любимая работа этого прохвоста – погавкать от души. А теперь рычит. О, видать, белый идет.