– Что ж ты, девица, смерти ищешь, – глубокий, старческий голос прошептал на ухо.
Резкий укол страха заставил проснуться. Я старалась глубоко дышать, чтобы успокоить ритм сердца. Через минуту было уже лучше, но спать больше не хотелось. В последнее время мне часто снился старец, что говорил со мной. Беда в том, что смысла этих разговоров я не помню, а лишь чувство потерянности и тревоги от последних слов о смерти. Хотя в моем положении это не так уж и странно.
Ветер приятно обдувал лицо и заставлял сильнее укутаться в плащ. Я сидела, облокотившись на старый дуб, и достаточно пригрелась. Вдали виднелся одинокий дом у опушки леса, и, не смотря на тишину вокруг, что прерывалась лишь шелестом листвы, в своем воображении я слышала, как там бурлит жизнь. В голове лениво текли мысли, плавно переходя с темы на тему, не заостряя особого внимания на конкретном. Я люблю это чувство невероятного умиротворения и спокойствия, когда не только голова, но и твой дух, будто махнув на тебя рукой, позволяют телу быть просто телом. Когда минута длится час, и ты успеваешь набраться сил, хотя накануне целая ночь не принесла тебе лучшего. Еще больше я начала ценить эти мгновения, потому что не испытывала страданий. Последнее время болезнь ухудшалась и приступы пронизывающей головной боли только усилились. В моменты безумства моего тела я не помнила себя. Сначала это пугало, но теперь, возможно, я даже благодарна некоторому мимолетному забвению, которое позволяет мне не вставать лицом к лицу с болью.
Была весна. Дух зимы еще не оставил этот мир, но уже можно было не беспокоиться о заморозках. Поэтому в голову закралась мысль остаться на месте и не идти к дому в поисках ночлега. Я не дурно отдохнула, но все равно не собиралась продолжать путь в ночи. На самом деле, мне было стыдно перед собой, я ведь могу идти день и ночь и ускорить свои поиски, да и много чего еще я могу сделать намного лучше. Но в дни, как этот, я предавала свои обещания, не искала себе оправданий и даже не лгала, что больше так не буду. В дни, как этот, я была тем самым наглым ребенком, что нашкодил и незаинтересованно слушает ругань родителей, не чувствуя ответственности. Вот так я и живу, стыдясь без капли сожалений. Интересное чувство, особенно оно интересно тем, что не роет тебе ямы в сердце, как это обычно бывает. Этот стыд он взрослый, уже и родной, ведь я сама его выбрала, возможно, в дни, как этот, я даже рада его выбрать.
Надо было что-то решать, быстро темнело, и я с сожалением поняла, что подружка-весна не успела согреть землю, и если сегодня у меня есть возможность спать в теплом месте, то так тому и быть.
***
– Сколько стоит койка?
– Пять платин, – бабуля, на пороге дома, была на столько забавна, на сколько это было возможно.
– А комната?
– Тебе серебряный, дочка.
Я улыбнулась и заплатила за ночлег. Бабушка резво схватила монету и ушла в комнаты, наказав ждать. Дом был укутан полумраком, только пара длинных фитилей, в странных лампах, освещали его. Громоздкий деревянный стол занимал пространство, он был резной, как и вся присутствующая мебель. Лес молчал, и тишину прерывал лишь гул сквозняка. Решение не ночевать на улице оказалось особенно верным, когда поднялся сильный ветер.