Читать Молодожены
…for better for worse,
for richer for poorer,
in sickness and in health,
to love and to cherish
till death us do part…1
1.
1 октября 1998 года.
Я открываю глаза и вижу белый потолок. Откуда я знаю, что это – потолок? Не помню. Почему я уверена, что он – белый? Не знаю, я просто ощущаю его белым. Белый – это цвет. Умница, девочка. А еще бывает серый и розовый, и черный, как моя голова, и все, что в ней находится. Потому что, кроме этой черноты внутри и белизны перед глазами, я больше ничего не чувствую. Я как будто покачиваюсь на грани черного и белого, стараясь зацепиться сознанием за что- то реальное, осязаемое, чтобы выплыть хоть к какому- то берегу, ступить на твердую почву. Бесполезно. Среди всего многообразия цветов, которое, должно быть, существует вокруг, мой мир окрашен в строгие черно- белые тона, как немое кино. Кино, вот еще что- то новое. Но и это слово не оставляет никакого отклика, ускользает также быстро, как и пришло на ум, и я снова предоставлена своей двухцветной симфонии.
Я долго смотрю вверх, ни о чем не думая, отчаявшись что- то понять. Я просто даю себе отдых, за что тут же получаю вознаграждение. Я вспоминаю еще один цвет. Красный. Перед моими открытыми глазами как будто переливается красная река, с красивыми бордовыми водоворотами и вишневыми омутами. Забавное вначале зрелище постепенно начинает меня беспокоить, дыхание становится прерывисто- судорожным. Мне ужасно неуютно, хочется куда- то бежать, и, пытаясь избавиться от этого ощущения дискомфорта, я перевожу взгляд в сторону.
Окно. Окно в белоснежной раме, а в нем, разрезанное на четыре равных квадрата – синее- синее небо, на котором – ни облачка. Я помню, что это – окно, а это – небо. Но не помню ничего про себя, или про то, где я.
Я впитываю в себя эту бесконечную синеву, которая, кажется, струится прямо в мои слегка приоткрытые глаза, веки не выдерживают этой тяжести чистого света и закрываются. Но и с закрытыми глазами я чувствую тепло и свет. Я думаю, что это – ранняя осень, и где- то внизу со стройных деревьев медленно облетают ярко- красные (опять красные, это тревожит) и желтовато- оранжевые листья, плавно опускаясь к своим более торопливым собратьям, уже устилающим сытую землю. Я даже ощущаю этот осенний запах, свежий и немного приземленный, такой отличный от пьянящего запаха весны. Кажется, я очень люблю раннюю осень. И от этой мысли, от возможности получить обратно хотя бы частичку моего я, мне становится ужасно радостно и легко, и я улыбаюсь.
Как потом оказалось, это на самом деле была осень, небо подсказало мне все совершенно правильно. Но это была не моя осень, не та, которая мне так всегда нравилась. Это была пародия на осень, издевательство надо мной и моими органами восприятия. Когда я смогла встать с постели и подойти к окну, я долго плакала, прислонившись лбом к прозрачному стеклу, и чувствуя себя нагло обманутой. Не моя осень. Чужая.
Кто- то осторожно берет меня за руку. Я снова открываю глаза, это уже становится не так легко, как вначале, и вижу человека, сидящего у моей кровати. Еще я понимаю, что я лежу под белоснежными простынями, вижу свою руку, безжизненно- худую и такую трогательную на стерильной белизне белья. Слова сначала выплывают из моей памяти, и только потом я понимаю, что они – знакомые и что- то значат. Мне становится себя где- то жалко, но я не успеваю полностью отдаться этому чувству, так как мой взгляд притягивает чужая рука, бережно обхватывающая мои прозрачные пальцы. Она такая сильная и загорелая, что я невольно сглатываю от волнения. С чего бы? Человек – мужчина – смотрит на меня серьезными глазами, гладит мою руку, его губы шевелятся, и через мгновение до меня долетает: «Как ты?».