"Ноги их бегут ко злу, они спешат проливать невинную кровь; мысли их – мысли нечестивые, на путях их разорение и гибель. Пути мира они не знают, и нет суда на стезях их; дороги их кривы: всякий, кто идет по ним, не знает мира."
(Книга пророка Исаии 59:7-8)
"Но каждый искушается, увлекаясь и обольщаясь собственной похотью; похоть же, зачав, рождает грех; а сделанный грех рождает смерть."
(Послание Иакова 1:14-15)
"Будьте трезвы, бодрствуйте, потому что противник ваш дьявол ходит, как рыкающий лев, ища, кого поглотить."
(Первое послание Петра 5:8)
"Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит? Или какой выкуп даст человек за душу свою?"
(Евангелие от Матфея 16:26)
"Злодей не останется без наказания, но потомство праведных спасется."
(Книга Притчей 11:21)
Август в Брянске выдался по-летнему теплым, но уже с намеком на осеннее затишье. Солнце по-прежнему грело, но его лучи стали мягче, окрашивая город в золотисто-оранжевые оттенки. Листва еще не теряла своей сочности, но уже подрагивала на легком ветру, словно предчувствуя грядущие перемены. Небо было безоблачным, ни намека на дождь или бурю. Теплый вечер обнимал город, будто ласковая, но неотвратимо уходящая летняя пора.
Антонина стояла у окна, опершись на холодный бетон подоконника. Ее взгляд был устремлен на Луну, висевшую высоко над тюремным двором, будто единственное доступное ей окно в другой мир. Окно в ее камере было крохотным, узким, словно прорезь в броне. Толстые железные прутья делали его похожим на пасть чудовища, жадно вгрызавшегося в пространство. Лунный свет пробивался через решетку, оставляя на стенах мутные полосы. Само небесное светило выглядело мрачным и тусклым, окруженное легкой дымкой, с красноватым, почти зловещим оттенком, будто в нем отражалась кровь и слезы всех, кто когда-либо стоял на этом месте.
Антонине было пятьдесят девять лет, но выглядела она гораздо старше. Ее лицо было изборождено морщинами, словно карта пережитых страданий и горестей. Глубокие складки у рта и на лбу говорили о годах беспокойства и непрерывной борьбы. Когда-то ее волосы были густыми и темными, но теперь они стали седыми и редкими, словно истонченными временем и переживаниями. На щеках пролегли нездоровые пятна, кожа на руках стала дряблой, с выступающими венами. Ее глаза, когда-то, возможно, сияющие жизнью, теперь были тусклыми, как потускневшее стекло, но сохраняли в себе остатки некой отстраненной мудрости. Глядя на Луну, она видела в ней отражение своей жизни – такой же холодной, одинокой и бесцветной. Все, что у нее осталось, – это воспоминания, от которых не скрыться и которые невозможно забыть, какими бы мучительными они ни были.
Ее камера была типичным "одиночкой" – тесное пространство с минимальным набором вещей, строго необходимое для существования. Стальная шконка, узкая и жесткая, прикрепленная к стене. Тонкий матрас, одеяло цвета мышиного меха и плоская подушка, от которой болела шея. Рядом маленький стол, облупленный и покрытый пятнами, будто бы его никогда не чистили. На столе – алюминиевая миска и кружка, по краям которых виднелись следы ржавчины. У стены стояла раковина с облезлой эмалью и железный клозет – все это казалось суровым и холодным, как и само место. Маленькая лампочка под потолком освещала камеру тусклым светом, делая тени длинными и зловещими.