Сегодня Серафиме исполнилось тридцать. Она хотела, как всегда в торжественных случаях, сочинить непотребный стишок, но ничего кроме: сижу я сука на пляжу в одном, блядь, неглижу, на ум не пришло, тем более что Серафима где-то уже это слышала.
Проклятая Джомания. Серафима потянулась и посмотрела на будильник. Семь утра. Ёбанный насос, как говаривал герой великой войны маршал Конев, выходной день, а всё равно в семь утра проснулась. Хуесосия, лярваландия, бисова холера. Конскую золупу им на голову натянуть, вонючим лесбиянам. Эх, вдохнуть, просраться и сдохнуть среди фашистов-онанистов.
Серафима Глухман, единственная дочь папы проктолога и мамы сурдолога, имевших солидную медицинскую практику в Дюссельдорфе, к которым приезжали пациенты не только из Германии, которые с умилением музицировали зимними вечерами и всегда откликались на благотворительные акции общины, Серафима Глухман, педагог по образованию и старший редактор дамского поэтического журнала, материлась как последний сапожник, как ломовой извозчик, как торговка с хохляцкого базара, как портовая шлюха, у которой украли ночной заработок. Слава богу, не на людях.
Иносранщина! Серафима добила свою новую родину и пошла варить кофе. Родина, впрочем, была не такая уж новая. Ровно десять лет назад её родители, благодаря активному содействию еврейской общины, переехали на постоянное место жительства в Германию. Серафиму, пятикурсницу московского педа, выдернули из привычной жизни, погрузили в самолет вместе с самым дорогим домашним скарбом и вот она – земля, расчерченная по линеечке, мудовые парки, где белки скачут по пронумерованным деревьям с биркой на шее.
Первые несколько месяцев было, конечно, классно. Семья поселилась сначала в Мюнцере – не город, а сплошной шопинг-центр. И шмотки не китайское барахло, а исключительно фирма. Община выделила родителям достойную ссуду на то время, пока они пересдавали свои медицинские дипломы, Серафима с утра до вечера шаталась по магазинам, наконец-то упаковав свою несуразную фигуру так, что после пятой бутылки водки она могла показаться вполне симпатичной. Но где же вы в наше время найдёте мужчину, который после пятой бутылки будет в состоянии делать что-нибудь ещё, кроме поиска Ихтиандра?
Увы, Серафима была страшна как атомная смерть. Но ужасно было не это. Ужасно было то, что Серафима не испытывала никаких иллюзий на тот предмет, что строгая диета или услуги дорогих косметологов, брендовая одежда и дорогой парфюм и даже острый природный ум в состоянии исправить это незавидное положение. В человеке всё должно быть красиво: и тело, и душа, и одежда. Ну, спасибо, Вам, Антон Павлович, вы даже не догадываетесь, как удружили этой подсказкой мужичкам всего света. Не вышла рожей и фигурой, пизда настя, иди – гуляй лесом.
Одна пидоросня кругом. Серафима отхлебнула говённого кофе и закурила. Всё за здоровый образ жизни борются – кофе без кофеина, мясо без холестерина, но зато пиво жрут литрами и пердят как швайны, в автобусе не продохнешь. Вконец охуели, пачка паршивого «Житана» четыре евро стоит. Старина Хэм, был бы жив, ёбнул бы сейчас виски и пошел из пулемета бундестаг на части пилить. Серафима с нежностью посмотрела на литографию Хемингуэя, которую привезла из Москвы. Вот это был мужчина!