Насте было четыре года, когда произошла катастрофа. То ли ракетой на учениях промахнулись, то ли сотрудники допустили ошибку, то ли чей-то дрон сошёл с курса. Версии разнились, но это уже было неважно, главное, – к чему привело: взрыву на заводе, который разрабатывал экспериментальное химическое оружие.
Катастрофы такого масштаба мир ещё не видел. Едкий дым быстро разнёсся ветром, уничтожая всё живое на своём пути. Ревели сигналы тревоги, по громкоговорителям передавали: «Не выходите из дома. Закройте щели скотчем и тряпками. Ждите дальнейших указаний».
На улицах появились люди в защитных костюмах. Брали пробы воздуха, уносили трупы, а через два дня стали доставлять специальные противогазы-респираторы. Совершенно бесплатно и с единственным условием: не снимать под страхом смерти. «Мы не знаем, с какой угрозой столкнулись, – доносилось с экранов. – Для вашей же безопасности вводится режим военного положения. Каждый, кто снимет респиратор, будет уничтожен. Просим всех оказывать содействие властям и органам правопорядка».
Насте было четыре, когда всё это произошло, и она должна была хоть что-то запомнить, но не запомнила. Слышала о катастрофе из рассказов взрослых, достраивала картинку в воображении, знала, что нужно носить респиратор, и честно носила его тридцать лет.
– Когда учёные очистят воздух? – спрашивала она в первом классе, и родители пожимали плечами.
– Почему правительство ничего не делает? – возмущалась в пятнадцать, и родители шикали, испуганно оглядываясь.
Испуганно – так думала Настя, сквозь респиратор невозможно было рассмотреть эмоции. Ни эмоции, ни черты лица, – ничего.
– Я некрасивая, – рыдала Настина подружка, – поэтому Стёпа ушёл к другой!
– Стёпа ушёл к другой, потому что он козёл, других причин нет. Мы все в респираторах на одно лицо.
Настя хотела стать учёным, найти способ очистить окружающую среду. Поступила в университет, стала инженером-экологом, устроилась в научную лабораторию и, проработав десять лет, полностью разочаровалась в людях и системе.
– Никому не нужно спасать планету, – жаловалась Настя своему коту. – Финансирование урезали, до нас доходят копейки, на которые невозможно проводить исследования, все гранты получает оборонка. Говорят, раньше можно было напиться с горя, а сейчас – нет. Ничего нет. Как же я устала, Сплюшик, как же я устала…
В день, когда Сплюшик не проснулся, Настя поняла: пора. Смерть кота, единственного друга и компаньона, стала последней каплей. Пора что-то делать, дальше жить так, как она живёт, нельзя. Это не жизнь и даже не существование, а какой-то суррогат: респираторы отбирают важную часть мира, в которой можно дышать, чувствовать, улыбаться. Девушка рывком распахнула окно. Тёплый весенний ветерок ворвался в комнату, прошуршал бумагами на столе.
– Сплюшик, милый, мы скоро увидимся.
Настя сорвала респиратор, закрыла глаза, вдохнула прогретый на солнце воздух, приготовилась умирать медленно и мучительно. Один, два, три… Девушка дышала, считала секунды, пробовала воздух на вкус. Какой же он необычный, наполнен странными ароматами!
Досчитала до ста, но ничего не происходило. Ни боли, ни дискомфорта, лишь желание знакомиться с новым миром запахов.
– Если я жива, то значит… – Настя захлопнула окно и резко задёрнула шторы. – Либо я умру позже, либо нам лгут.