Читать Ключ от саркофага Евы
КЛЮЧ ОТ САРКОФАГА ЕВЫ
«И зарастут дворцы её колючими растениями, крапивою и репейником – твердыни её; и будет она жилищем шакалов, пристанищем страусов. И звери пустыни будут встречаться с дикими кошками, и лешие будут перекликаться один с другим; там будет отдыхать ночное привидение (lilith) и находить себе покой».
(Книга пророка Исайи 34:13-14)
«И услышал я громкий голос, говорящий на небе: ныне настало спасение и сила и царство Бога нашего и власть Христа Его, потому что низвержен клеветник братий наших, клеветавший на них пред Богом нашим день и ночь.
Они победили его кровию Агнца и словом свидетельства своего, и не возлюбили души своей даже до смерти.
Итак веселитесь, небеса и обитающие на них! Горе живущим на земле и на море! потому что к вам сошел диавол в сильной ярости, зная, что немного ему остается времени».
(Откровения святого Иоанна Богослова)
Афганистан. Здесь горел даже песок, впитывая жар и запах войны, будто сама земля была пропитана смертью. Пламя лизало броню, и казалось, что бронетранспортер вот-вот расплавится под этим невыносимым зноем. Я отползал от машины, каждый метр давался с неимоверным трудом, с каждым движением обжигающая боль пронизывала тело, и за мной тянулись кровавые полосы на выжженной земле. Взгляд скользнул назад: башня была готова взорваться, боезапас вот-вот мог рвануть, взрывной волной разбросав по склонам раскаленные осколки. Трое товарищей остались внутри, граната сделала свое дело, разорвав их жизни на части, а меня спасло лишь чудо.
С трудом выбравшись наружу, я оказался под градом пуль. Кинжальный огонь моджахедов окружил меня, казалось, со всех сторон. Но скалы давали укрытие, и пули, рикошетя, били в камень, свистели над головой. Я стрелял в ответ, ощущая безысходность: маловероятно, что удастся поразить кого-то среди этих горных троп и песчаных бурь. Оружие в руках – последняя надежда, но патронов становилось все меньше, а в глазах – все больше уверенности, что меня ждала та же участь, что и товарищей, если помощь не придет. Сдаваться я не собирался, зная, что делают моджахеды с пленными – не прощают. Пусть лучше смерть будет мгновенной, чем затянутой в их узких ущельях, где живет страх.
И вот помощь пришла. Небо зашумело, и две «Апачи» со смертоносной точностью обрушили ракеты на позиции моджахедов. Рев стоял такой, что казалось, воздух сам дрожит от ужаса. Вертолеты вели огонь по ущельям, загоняя противников в каменные ловушки, а я наблюдал, как они отступали, подвигаемые яростным шквалом.
Подняв голову к небу, я застыл на мгновение. Небо пылало. Оно переливалось багровыми отблесками, отражая огонь и горечь войны. Но молчало. Там, в высоте, оно оставалось чуждым и равнодушным к нашему отчаянию, к боли, к бесчисленным жизням, оборванным за пустой клочок земли. Несправедливость мира отразилась в этом безмолвном небе, как печать, и ответ так и не пришел.
…Я навел фотоаппарат, включив питание. Линзы мощного телеобъектива поймали свет тусклого фонаря и, несмотря на вечерний мрак и приличное расстояние в семьдесят метров, цифровой блок Nikon3200 идеально зафиксировал детали. Снимки получались четкими, каждое движение – отрывистым и видимым в мельчайших подробностях, словно не ночь скрывала пирс, а день, дающий полную картину происходящего. То, что я снимал, было кульминацией моего расследования, темой, за которой я охотился месяцы, и теперь я сидел в укромном месте, скрытый от чужих глаз, затерявшись среди железных контейнеров, темных колонн кранов и тяжелого запаха моря.