Читать Солнечный цирк

(В Богемии)

Наступало еще одно ленивое осеннее утро. Старик Антуан на цыпочках вошел в комнату, тихонько открыл окно и толкнул ставню; ветка дерева чуть не ткнулась ему в лицо, встревоженная ласточка сорвалась с нее и стала биться о стену. Большой серый дог, дремавший на белой козьей шкуре, вытянулся и навострил уши; птичка продолжала летать с тревожным криком. Пес медленно встал и потерся о старого Антуана, потом снова лег и свернулся калачиком. Слуга открывал ставни одну за другой; по высоким окнам хлестали короткие струи дождя; небо было серым; старик вернулся к двери бесшумной походкой, какой ходят по спальне больного, и взял поднос из рук толстой седой служанки. Он двинулся в сторону алькова, поставил поднос на маленький столик и слегка раздвинул тяжелые алые портьеры; граф Франц приподнялся на локте, и слуга внимательно посмотрел в его бледное лицо с очень светлыми голубыми глазами и длинной черной бородой.

– Господин граф хорошо спал?

– Да, Антуан; но что за молотки стучали под утро?… Нельзя ли запретить…

– Никто не стучал, господину графу это, вероятно, приснилось.

– Нет, Антуан.

Большой серый дог подошел и лизнул руку хозяина, протянувшего ему кусок хлеба; пес с нежностью потерся мордой о худую руку с узловатыми венами.

– Антуан, помоги мне одеться.

Графу казалось, что влажное белье освежает его в этот начинающийся серый день. Слуга держал кувшин для умывания и полотенца.

– Погода опять неважная: господину графу не удастся погулять; возможно, она изменится к полудню, и тогда господин граф сможет пройтись по парку…

– Может быть. Что нового в замке?

– Ничего.

– А что это за шум, что за нарастающий грохот?

– А, господин граф, это телеги, которые едут на уборку урожая свеклы; в это время они ездят по всем дорогам. Обычно нашим людям разрешают ездить по дороге, идущей вдоль Цейса. Но если это мешает господину графу…

– Нет, напротив, меня это развлекает. Можно подумать, что-то происходит. Эти повозки видны в окно?

– Нет, господин граф, деревья в роще слишком высокие и растут густо; это прекрасные деревья.

– Да.

И с минуту горящие, ледяные, отливающие золотом глаза графа, сосредоточенные на какой-то далекой мечте, смотрели на мелкие листочки, которые, словно тысячи колокольчиков, трепетали под порывами ветра. Потом граф сел.

– Антуан, день сегодня хмурый, как будто он проиграл ночью в карты; он похож на измученное заботами живое существо; закрой-ка ставни и зажги лампы. Как же жаль бедняг, вынужденных видеть мерзости мира! Антуан, если кто-то из работников или слуг попросит выходной на сегодня, если вдруг он захочет провести день в теплой постели при свете лампы, а не смотреть на это тусклое небо, отпусти его, очень тебя прошу.

– Хорошо, господин граф.

– И оставь меня. Пусть меня больше не беспокоят. И собаку оставь, она мне не мешает. Сюда, Фроунд.

Он сел за стол. Комнату освещал высокий светильник; из молочно-белого шара, который держали металлические лепестки, на бумаги и сиреневатую кожу книжных переплетов лился опаловый свет.

Граф встал, заколебался, снова сел, наконец, решительно направился к маленькому шкафчику и поставил рядом с собой графин, в хрустальных гранях которого красные и золотые блики сливались в узорчатую гирлянду, напоминавшую суру Корана, словно увиденные во сне отблески чудесной лампы в зеркале из дымчатого топаза; слегка дрожащей рукой граф налил немного желтой жидкости в бокал, на дне которого извивался изумрудный дракон с рубиновыми глазами. Еще, потом еще.