⇚ На страницу книги

Читать Вкус гамбургских вафель

Шрифт
Интервал

Я сижу на удобном мягком стуле, обхватив руками огромный живот. Мир съежился до размеров одного тела – моего. Это странно, но я начинаю привыкать. Наверное, любая мать поняла бы меня – то, что я собираюсь сделать.

Сгорбленный очкастый куратор напротив испуганно таращится в монитор. Это добрый старичок, видно по глазам. Он должен помочь!

– Вы просите отодвинуть родоразрешение на двое суток, но почему?

Голос его очень тихий, речь торопливая, с простым ритмическим рисунком. На лбу выступил капельками пот – ему жарко, ему неудобно, ему хочется поскорее отпустить меня и заняться другой пациенткой. Но я не тороплюсь.

– Вы же, как написано, работали в нашем иммуноцентре, – почти умоляюще произносит он. – Значит, не можете не знать, что промедление часто приводит к гипоксии…

В центре я работала всего лишь оператором уборочных машин – да, был в моей жизни тяжелый период, – но увидеть успела очень много.

– Мне известно о гипоксии. Но я очень прошу вас. Мне нужно… Я не успею подготовиться, – приходит в голову подходящая фраза. – Ремонт детской комнаты еще не закончен, только на два дня, всего лишь до семнадцатого!

Эти два дня, впрочем, я буду заниматься не ремонтом, а еще раз скрупулезно изучу уголовный кодекс Луны. Хотя помню наизусть раздел о родительской ответственности – никакие «дырки в законе» не должны остаться незамеченными.

Когда я волнуюсь, сердце сбивается с ровного шага и начинает выписывать па – похоже, прямо у меня в ушах. Я не профессионал и не знаю, почему так происходит. Но уверена, что такого не должно быть. Очкастый акушер, как я иногда по старинке думаю про него, смотрит уже с жалостью.

– Хорошо, фройляйн, уговорили. Но под вашу ответственность!

– Разумеется. Разумеется, под мою. Спасибо вам, большое спасибо!

Я кинулась бы целовать его, если бы не препятствие в виде монитора. Поэтому просто еще раз благодарю и выхожу из кабинета, едва не танцуя.

Каждый месяц семнадцатого числа знаменитый физик Гюнтер Раух отправляется на Землю проводить совместные опыты с Германской Академией наук. Я буду рожать семнадцатого.


Из виртуального наркоза я вышла сама, рывком.

Что-то изменилось.

Потолок и стены палаты сохраняли нежный бежевый цвет, в воздухе витал едва ощутимый запах розмарина. С улицы… да нет, конечно, из скрытых в панелях динамиков доносилось щебетание дрозда. Мне даже холодно не было, как я боялась вначале. И во рту все тот же вкус вафель – хрустящих, не слишком приторных, только что вынутых из духовки и слегка остуженных, но все еще теплых. Вкус называется «Гамбург».

Пытаюсь пошевелиться. Руки уже не пристегнуты, никаких иголок и трубок в теле не чувствуется. Лежать удобно. Усталость… незначительная, скорее приятная истома. И самое удивительное – хочется жить, хотя куратор предупреждал: возможна послеродовая депрессия и суицидальные желания.

Вдруг дверь, ранее мной не замеченная, открылась, в проеме возникла парамедик в светло-зеленой пижаме. Меня удивило ее внезапное появление: я не слышала шагов, не уловила даже малейшей вибрации пола. Я с ужасом смотрела на приближающуюся фигуру, которая человеческим голосом произнесла:

– Как себя чувствует фрау?

И тут я поняла две вещи.

Я теперь «фрау» – значит, дети уже родились.