Ресторан имел странное и немного смешное название – «Помидор». Расположенный на Ленинградском проспекте, на пути из центра города в аэропорты Шереметьево, он своим игривым названием привлекал внимание, словно подчеркивая несерьезность заведения. Внутри ресторанчика было всегда темновато, а несколько небольших залов, скорее комнат, предназначались исключительно для знакомых клиентов.
Это был уникальный ресторан. Его хозяева – азербайджанцы и армяне – были теми бакинцами, которые и составляли полифоническую основу Баку до известных событий конца восьмидесятых. Они часто и уезжали вместе, покидая родной город, ставший вдруг негостеприимным и чужим. В ресторане слышалась русская, азербайджанская и армянская речь, больше русская, но с сочным южным акцентом, своеобразная речь подлинных бакинцев, средство общения всего населения космополитичного Вавилона, каким был Баку почти восемьдесят лет двадцатого века.
Приходившие сюда люди искали уголок того самого города, который они однажды навсегда потеряли. Здесь мирно обедали и ужинали азербайджанцы и армяне, проклиная тех, из-за кого они вынуждены были покинуть родину, особенно националистов обеих мастей, из-за непримиримости которых стало невозможно мирное сосуществование двух народов. И хотя каждая сторона считала себя по-своему правой, справедливости ради стоило сказать, что больше всего доставалось карабахским армянам, начавшим этот конфликт, доведя его до столь неприятных последствий.
Но споров среди посетителей не возникало. В ресторане царило перемирие, и когда на фронтах шли ожесточенные бои, здесь по традиции выпивали за мир и дружбу между соседями. А потом поминали павших, независимо от их национальной принадлежности. Армяне пили за упокой души погибших, азербайджанцы стояли, опустив головы, не дотрагиваясь до спиртного. Здесь часто плакали мужчины, вспоминавшие свой родной город. Плакали все: азербайджанцы и армяне, русские и евреи, лезгины и грузины, впервые попадавшие в этот ресторан. Вавилон был разрушен и уже никогда не мог быть восстановлен в прежнем величии. Это понимали все, и от этого их скорбь становилась еще более сильной.
Метрдотель-азербайджанец встречал гостей в дверях, провожая их к заказанным столикам. А небольшой оркестр, состоявший из бакинских армян, играл старые мелодии-шлягеры, столь популярные в недавние добрые времена и вызывавшие ностальгические слезы у присутствующих.
Бывший подполковник Абрамов сидел за столиком не один. Он любил слушать забытые мелодии. Вынужденный уехать из Баку, он по-прежнему любил этот город, по ночам, во сне, ему являлись бакинские бульвары и парки, площади и фонтаны. К несчастью Абрамова, подобная ностальгическая страсть передалась и детям – двум дочерям, которые также не могли вернуться в Баку. Туда изредка ездила к своей матери лишь жена Абрамова, азербайджанка. Смешанных браков в Баку было особенно много, и такие семьи страдали наиболее сильно.
Сегодня Абрамов сидел за столиком в компании неприятного типа, которого он меньше всего хотел бы здесь встретить.
– Мы предлагаем вам сотрудничество, – говорил его собеседник.
– Вы мне это уже предлагали, – отмахнулся Абрамов, он довольно много выпил и чувствовал себя не совсем хорошо. К тому же в этот момент музыканты заиграли знакомую мелодию.