Читать История одного аппендицита
С благодарностью моим дагестанским врачам
хирургу Рамису Камиловичу Гаджифейтуллаеву,
анестезиологу Магомеду Юсуповичу Абдулмажидову,
а также русскому хирургу Игорю Юрьевичу Ревякину,
медицинскому персоналу хирургического отделения котовской городской больницы,
специалисту УЗИ Т.С. Жуковой и хирургу медцентра «Пульс» М.И. Растяпину
Вот же совпадение.
26 февраля папа угодил в хирургию с аппендицитом. Дело было плохо. 74 года – и такая молодёжная напасть. Долго пробыл в реанимации.
Пока несла ему бульон, несколько раз по пути остановилась: стальной пятернёй медленно сжало желудок, так же издевательски медленно отпустило – и сжало снова. Эта ерунда началась ещё вчера. На работе был цейтнот: половина сотрудников убралась на больничный и семейные праздники. Обычно я хожу обедать домой – 7 минут от работы, но в этот раз вместо святого борща пришлось живенько добыть в местном супермаркете всякой пакости вроде йогуртов по скидке, жареных куриных лапок – и всё это между делом закидать в избалованный культурной едой желудок в рабочем кипеже. Носить супы в банках, чтобы греть на работе, – что за средневековье? Разок перебьёмся сомнительной пищей.
Моментальная реакция – меньше, чем через час, могучая клешня сжала под диафрагмой. Вот паразит строптивый! Жареные лапки ему не понравились. Сладкий йогурт ему помешал! Ну, на такие случаи у меня имеется драгоценное снадобье, которое быстро возрождает к жизни: тысячелистник. Да, тот самый, который тянется к солнышку на всех городских лужайках, не замечаемый образованными потребителями дорогих, и, видимо, однозначно спасительных таблеток. Любая пищеварительная афера при любом раскладе разоблачалась для меня обычным крепким отваром тысячелистника.
Сжав мой строптивый орган однажды, железная клешня стала делать это всё чаще, разбудив пару раз ночью. Кроме этого, не было ничего, что ткнуло бы в мой неразумный лоб холодным пальцем и назидательно сказало: ты отравилась. Никаких сопутствующих гадостей. Ничего, кроме пронзительного объятия краба. То самое ощущение, когда пятилетний ребёнок ловит медузу и, чтобы понять, что за ерунда в его ладошке, осторожно сжимает – разжимает – и снова нежно стискивает её, потому что безмолвное гладкое существо ему понравилось. В моём детстве к черноморскому пляжу прибило как-то уйму таких медузок, я выхватывала их из воды одну за другой, демонстрируя маме свои сокровища… Надеюсь, я ни одну не зашибла тогда в восторге, и то, что сейчас со мной происходило, было не кармой за детские грехи, а следствием какой-то иной безалаберности.
Итак, в пятницу, на следующее утро, я понесла папе бульон. Десять минут до больницы, столько же потом до работы. Я странно себя чувствовала, но была уверена, что только внушила себе: это отравление. А если ты себе что-то внушаешь, вера в это становится нерушимой. Почти. Если я съела какую-то мерзость, ведь логично, что теперь я обязана шагать, как зомби, навстречу мартовскому солнцу по колдобинам недавнего гололёда? Но мой магический отвар скоро решит все проблемы, так? Я уже раз пять его внедрила.
Железная клешня не становилась сильнее, она могла напомнить о себе через пять минут или через полчаса. Но двигаться при этом было невозможно. Боль не до стона, но когда ты её пережидаешь секунд десять, то становишься статуей великой богини-терпухи. Была ли такая когда-нибудь? Я понимала, что рабочий цейтнот и сегодня никуда не денется, но твёрдо решила отвоевать ситуацию и провести свой обед дома, с борщом, лишь бы клешня отцепилась. Вот она, глупая сила внушения: законный обед не помог, я стала ещё больше походить на зомбоида и даже почувствовала температуру. Целый год не болела. Ничем. Нате вам. Шатаясь, доплелась до работы, усадила себя на стул-вертушку перед компьютером. А на работе нет ничего прекрасней труда в одиночестве. И когда ваш слух ниже положенной отметки, то ощущение окопной тишины вокруг и отсутствие интернета делает одинокий труд самым плодотворным и приятным. Противные самовнушения под воздействием этой приятности испаряются, и остаётся только то, что есть на самом деле. Через полчаса я поняла, что мои пальцы равнодушно лежат на клавиатуре, и, к тому же, кто-то невидимый поднёс большую горячую сковороду – всего лишь горячую, не раскалённую – к моей голове, а в этой голове абсолютная пустота, потому что одна мысль закончилась, а другая никак не могла войти. Ничего себе скушала жареных лапок…