⇚ На страницу книги

Читать Сторож

Шрифт
Интервал


1

Дом, серый параллепипед 1966 года постройки с густой порослью антенн на крыше, стоял на холме в окружении старинных двухэтажных особняков стандартного жёлтого цвета, в которых ещё с советских времен ютились всевозможные инспекции, конторы, клубы собаководов, детская школа искусств и райвоенкомат с гремящими, железными воротами, украшенными красной звездой. Дом этот, в пять этажей и шесть подъездов, располагался выше соседних зданий, но был едва виден с дороги, так как почти весь был закрыт длинными, растрепанными берёзами и старыми тополями. Не прикрытым оставался торец дома – четвертый и пятый этажи с балконами, выдвинутыми вперед, как ящики стола. На пятом этаже, справа, выделялся свежей рамой остекления, выкрасить которую я был не в силах, балкон моей однокомнатной квартиры. Стекла балкона исподлобья смотрели в небо, отражая плывущие то с севера, то с юга, неизменно холодные облака. Дом был населен шустрыми старушками без старичков, пьяницами без пола и возраста, лысоватыми чиновниками с черными портфелями, а также одной единственной семьёй с малолетним ребенком – молодой парой, страстно желающей переселиться в более веселое место. Двор, никогда не видевший солнца, хранил от посторонних глаз качели с кривыми дугами, деревянный стол с лавками и два железных гаража коричневого цвета, не понятно кому принадлежащие и никогда не открывавшиеся. Две лестницы, расходящиеся налево и направо от дома, вели вас извилистым маршрутом к проезжей части улицы, которая носила имя Куйбышева. Рядом с домом, в разросшемся чепыжнике я обнаружил ржавый мотоцикл без обоих колес и два деформированных, продавленных чемодана. Я проживал здесь год и этот тихий остров, затопленный зелёной водой времени, постепенно, день за днём опутывал меня липкими лианами, холодил сердце, превращая меня в его равнодушного, верного жителя.

2

Тем не менее, двадцать четыре года – беспечный возраст, если ты не женат.

Мой благодетель, Серёжа Прохоров, деятельный приятель двадцати пяти лет, устроил меня официантом в ресторан «Сосны», где я носился с подносом по графику два дня через два. Что касается самого Сергея, он будучи бывшим москвичом, имел кипучий ум и большие, круглые уши, вокруг которых безостановочно кружился водоворот коммерческих затей, друзей, подруг и частых застолий. Из столицы его выгнала некая семейная драма, которую он живописал всем по разному, в зависимости от настроения или степени личной симпатии к собеседнику. Он не вставал раньше двенадцати часов, встав, выпивал чашки две крепчайшего кофе и начинал отвечать на телефонные звонки, потому что с половины первого ему звонил, кажется, весь город. Ему я обязан был работой и позавчера, позвонив, я пригласил его в гости – с кем угодно. Сергей обещал подойти к пяти с одной новой знакомой. Я ждал их, охлаждая в холодильнике бутылку водки и бутылку белого вина, ходил по моей голой квартире с ростками первых столов/стульев, наблюдал за жарящейся на плите картошкой и соображал, чем занять гостей. Было пять часов, когда в комнате стало темно, как ночью. Небо над домом стало ужасающе красивым, под черными волнами низко летящих туч, проносились белые обрывки влаги, мутным валом пронеслась стена ветра, пыли, первых брызг, на улице завизжали и тут же меня придавил вниз невыносимый грохот разряда, кажется, молния ударила в крышу соседнего дома. Я очутился на диване, за окном происходило что то апокалиптическое. Весь июль у нас стояла жара под 35, фронт долгожданной прохлады ударил под дых антициклону, стены дома дрожали от грохота. Только я сообразил, что Сергей должен быть где то в самом эпицентре, как в дверь забарабанили. Заорав – Иду! – я бросился открывать дверь, проклиная себя за неспособность починить звонок. На резиновом коврике, на который обильно стекала вода, стоял Сережа и незнакомая девушка в синем платье, с неуловимой неправильностью лица, оба сырые насквозь. За моей спиной опять бабахнуло, гостей занесло в прихожую, дверь захлопнулась, я побежал за халатом, полотенцами и феном. Сережа ругался, выливая воду из кроссовок в ванную, девушка хихикала, фен гудел, уши Проши шевелились под напором горячего воздуха.