Последнюю сотню метров Анна сидела на изготовке: наклонившись и вцепившись в ручку автомобильной дверцы. Так не терпелось.
Стоило машине притормозить, она выскочила и побежала. Парадная их дома на Кирочной давно заколочена. Войти можно только с черного входа, а это лишние три минуты.
Она пулей взбежала по ступенькам, перескакивая через сломанные, с торчащими досками, и ворвалась в коридор. Дверь открыла заплаканная Фефа. У Анны болезненно сжалось сердце.
Неужели все плохо?
– У тебя в комнате сидит, – шепнула Фефа и быстренько заперла дверь. – Настрадался, бедняжечка.
Навстречу поднялся худой юноша, почти подросток.
– Здравствуйте, Анна Афанасьевна.
– Вы от Николая? Что с ним?
Анна кинулась к незнакомцу и схватила за руки. От неожиданности тот отпрянул и оперся рукой о стул.
– Простите, – побледнев, прошептал он.
Анна сразу пришла в себя.
– Это вы меня простите. Я даже не спросила вашего имени.
– Георгий Афлераки. Мы с Николаем вместе пробирались в Одессу.
– В Одессу?
– Да. Там… мы… собирались…
– Вы можете говорить совершенно свободно, не опасаясь.
– Николай заболел и был вынужден остаться на одном из хуторов.
Анна сжала руки.
– Где?
– Далеко от Одессы, к сожалению. Но вы не волнуйтесь. У него были деньги. За ним ухаживают.
Не сдержавшись, Анна всхлипнула. Афлераки страдальчески сморщился и громко сглотнул.
Боже! Да он сейчас в голодный обморок упадет!
Усилием воли она подавила рыдания и шагнула к двери.
– У меня сотни вопросов, но сперва мы с Фефой вас накормим.
Он хотел возразить, но в открытую дверь ворвался такой упоительный запах, что сопротивляться не было сил.
В кухне кипел самовар, на столе исходила паром вареная картошка и лежал нарезанный большими ломтями хлеб.
Анна с благодарностью взглянула на Фефу. Умница какая!
Георгий изо всех сил старался не торопиться и есть, как подобает греческому аристократу, но получалось плохо. Уж больно свежим оказался хлеб. Даже жевать не надо. А картошка с солью так вообще…
Фефа с жалостью смотрела, как двигаются от усердия его уши, и украдкой утирала слезы. Пару раз Анна глянула укоризненно – мол, нечего мокроту разводить, – но Фефа только махнула на нее рукой и шмыгнула носом.
Вид у Георгия действительно был удручающе истощенный.
Анна вздохнула украдкой.
Бедный мальчик!
Он заметил ее откровенно жалостливый взгляд и отложил вилку.
Не хватало только, чтобы к нему относились как к нищему!
– Чаю налить? – тут же подхватилась Фефа.
– Спасибо. Не стоит, – с горделивым достоинством ответил Афлераки.
– Да что ты спрашиваешь? Наливай! – рассердилась Анна и показала глазами на мешочек с сахаром.
– Жалко, пирогами нынче не разжились, – ставя на стол большую кружку, извиняющимся тоном сказала Фефа. – Ну хоть хлеб вовремя привезли.
– Все очень вкусно. Благодарю вас, – выдавил гость, с трудом удерживаясь, чтобы не вцепиться зубами в поджаристую горбушку, которая еще оставалась на тарелке.
– Да ты ешь, милок, не стесняйся. Не обеднеем.
Фефа подвинула к нему мешочек с сахаром и добавила:
– Через тебя и Колю нашего, считай, накормили. Авось и его кто-то приветит.
Она всхлипнула и тут же бросила испуганный взгляд на Анну.
Та сделала вид, что не замечает, и, решив, что уже можно, спросила: