⇚ На страницу книги

Читать Несколько слов… о духоборских и других сектах

Шрифт
Интервал

Несколько слов по поводу записки Высокопреосвященного митрополита Арсения о духоборских и других сектах

I) Высокопреосвященный Арсений, в начале составленной им записки о сектантах, говорит, что «тамбовская епархия, подобно другим епархиям, довольно обильна сектантами, если измерять обилие их не столько числом, сколько степенью загрубелости и ожесточения их» (Труды Киевской Духовной Академии. – 1875. – Февр. – С. 149).

Мне кажется, что «измерять обилие» не числом, а «степенью» крайне неудобно. Приняв такой метод измерения, весьма легко прийти к заключениям произвольным и неправильным. Например, можно сказать: «Васильков от Киева очень далек, если измерять расстояние не количеством верст, а степенью запущенности гадкой дороги». На самом деле между этими городами все-таки будет только 38 верст, а не более.

II) На этой же странице читаем: «Причины и побуждения, заставившие сектантов уклоняться от господствующей веры и общественного порядка, у всех одинаковы: это честолюбие, своекорыстие, плотоугодие и самоуправство в начальниках, а невежество и бессознательная подражательность, завлеченная и отуманенная порывом, имеющим вид добродетели, – в толпе им слепо верят».

Причины уклонения не у всех сектантов одинаковы: раскольник буквенного характера и сектант пиетистического духа уклоняются от господствующей церкви по совершенно различным причинам и побуждениям. Блюдя краткость в моих заметках на записку митрополита Арсения, я не могу разъяснять здесь всех этих различий, но они хорошо известны всем, более или менее знакомым с характером русского сектантства. «Слепая вера» толпы, по-моему, здесь вспомянута тоже совсем не у места: кто слепо верит, тот не уклоняется, ибо, не умствуя, держится того, во что «слепо верит». Чтобы изменить веру, надо прежде окритиковать ее так или иначе и пожелать искать лучшую, чему мы и видим доказательство, например, в современных южнорусских штундистах. Люди эти начали с того, что стали критически сравнивать свою православную нравственность с нравственностью людей, живущих «в колонках», и соблазнились, что «там честнее». По религиозности своей они стали критически сравнивать веру и впали в новое заблуждение, найдя, что «в колонках вера лучше, ибо учительнее». Теперь же мы видим в этих критиканах людей, осуждающих своих предков за то, что они «дрались за веру», тогда как по штундистскому верованию «вера силою не защищается и не поддерживается». Tут можно видеть, что угодно, но только не слепоту.

III) На стр. 150 сказано: «старообрядцы ведь и всегда сами на себя похожи», – замечание глубоко верное: за Кавказом, в Турции, в Австрии они «везде сами на себя похожи», и очень жаль, что этого же самого нельзя сказать о наших церковных людях, которые очень охотно делаются «на себя не похожи» – католичатся, немчатся и даже считают иногда безверие признаком просвещенности.

IV) На сей же странице достопочтенный автор записки говорит, будто бы правительство «в законных (!) постановлениях» о молокано-духоборческой ереси «подводит ее под одну категорию с обыкновенными сектами раскольническими».

Это совсем не так: в нашем законодательстве ересь молокано-духоборческая поставляется во многие особые условия, от которых свободны другие раскольники. Не перечисляя всех этих особенностей, укажу лишь на то, что еретиков духоборческого толка высылали с мест их жительства целыми селениями, и кроме того они подвергнуты другим ограничениям; так, по IV тому свода законов: «молоканы, духоборцы, иконоборцы, иудействующие и скопцы» лишались права ставить наемных рекрут иначе, как из своей среды. Из этого, кажется, ясно видно, чти положение этих еретиков отнюдь не заурядное