Инна стояла голой около окна. В руке ее был телефон, и она смотрела не то в экран, не то в окно.
– Муж написал, что вернется сегодня, – вдруг нерешительно сказала она, не поворачиваясь.
Казалось, она сама не верила в это. Мы встречались с ней уже почти полгода и за это время муж еще ни разу не пришел раньше, чем ему полагалось. Он работал каким-то то ли электриком, то ли сантехником, то ли еще кем, не знаю. Знаю только, что он ходил на сутки и раньше, чем утром прийти не мог. Кроме как, если б заболел или выгнали с работы.
– Хорошо.
Я знал, что она врет. Она знала, что я знаю об этом, поэтому никто из нас не спешил.
Лежа голым на диване, над которой были развешаны еще довольно свежие свадебные фотографии их с мужем, я спокойно смотрел на нее. Все-таки, что-то в ней было. Это размышление о том, скорее так себе она или все-таки ничего, постоянно меня донимало, когда мы были вместе. С того самого первого дня нашего знакомства, когда я, немного перебрав лишнего, зашел в какой-то деловой центр, коих сейчас развелось как грибов после дождя. Вот, как раз во время дождя я туда и зашел. Не хотелось мокнуть, а до ближайшей остановки надо было еще прилично идти.
Я зашел внутрь. Увидев охранника, полусонно поднимающего свою одутловатую рожу в мою сторону, придал себе самый какой только можно было целеустремленный вид, и быстро выбрав спонтанное направление, ринулся туда. Пес быстро потерял ко мне интерес и снова уткнулся носом то ли в телефон, то ли в кроссворд, то ли еще не весть знает куда эти охранники вечно тыкаются своими мордами.
Как назло, коридор вел в единственный зал, уставленный офисными стульями. Дверь была открыта. На входе, изнутри стояла бабка в шерстяной темно-красной юбке в складочку и сером пиджаке с орнаментом в виде больших алых цветов. У пиджака были подплечники, но то ли китаец, который их туда пришивал на заводе, работал уже третью смену подряд и перепутал размеры, то ли просто свои собственные плечи у нее свисали вниз практически от шеи, – не знаю. Только плечи эти торчали резко вверх всеми своими подплечниками, напоминая побитого городского голубя.
– Ваш билет, – вдруг повернув на меня свою морщинистую голову, сказала старуха своими ярко-красными, криво напомаженными губами.
– Приглашение, – небрежно буркнул я, и тем же уверенным, хоть и не совсем трезвым шагом прошел мимо, не обращая на нее внимания.
На последних рядах было несколько свободных стульев. Подойдя к одному из них, я обернулся и приподнял руку, как бы приветствуя того, кто был на сцене. На сцене же стоял небольшой овальный столик, а за ним в кресле (чуть получше, чем стояли в зале) сидел какой-то лысый мужик средних лет в темном костюме с отливом, типа таких какие любят носить цыгане и лакеи в гостиницах. На удивление, мужик увидел мой жест и не прекращая какого-то своего монолога в стоявший тут же микрофон на переломленной будто в поясном поклоне стойке, поднял руку. Церберша на входе, сразу же потеряла ко мне интерес и обратила свой морщинистый лик с ярко выкрашенными губами на лектора, тут же растекшись подобострастным умилением.
Лектор, похоже шутил. По крайней мере ему так казалось. Он говорил, что-то тонким и весьма неприятным голосом. Слова он тянул и коверкал на хохлацкий лад. От этого всё, чтобы он ни говорил звучало забавно, типа как анекдот или частушка.