Мой менеджер одну за другой выкладывает газеты, громко хлопая каждой по столу. Все первые полосы практически одинаковы. И каждый заголовок кричит о том, что я натворил.
– Прекрасная была идея, верно?
Я вскидываю брови и ухмыляюсь. А вот Льюису не смешно. Он разворачивает ноутбук, чтобы я мог видеть экран.
– Твою мать, Эзра! Это же кошмар! – чертыхается он и кивком головы призывает прочесть то, что написано мелким шрифтом.
Я вздыхаю.
– А ты не мог бы зачитать вслух?
Будь это в его силах, возможно, Льюис сейчас уничтожил бы меня взглядом… впрочем, нет, он слишком меня ценит. Однако я все же не выдерживаю напора, отдираю себя от мягкого офисного кресла и, морща лоб, читаю PDF-документ, в котором едва ли не каждое предложение начинается с перечисления статей кодекса.
– Что это?
– Твой конец, парень. Причем полный и бесповоротный.
– Мне объяснят хоть что-нибудь? Или лучше сразу звонить в преисподнюю, предупредить, что ты меня снова к ним отправляешь?
Я склоняю голову вбок, внезапно обнаружив, что, как ни странно, нервничаю. И продолжаю выворачивать шею, пока не слышу треск в позвонках.
Льюис бессильно закатывает глаза. Видно, что он старается сдерживаться, и все равно уже в следующую секунду окончательно теряет терпение.
– На тебя подают иск – ты уничтожил одно из самых знаменитых в мире граффити, идиот!
Красные пятна выступают из-под воротника его рубашки, поднимаются все выше и выше…
– Ну, строго говоря, само граффити никуда не исчезло. Я просто замазал его белой краской.
– Маешься дурью со скуки, вот и приходят в голову всякие бредовые идеи!
Красные пятна доползли до щек, блестящих от крема после бритья. То есть мне кажется, что это крем после бритья – резкий запах шибает в ноздри всякий раз, когда Льюис прерывает разговор и начинает обалдело трясти головой.
Я пожимаю плечами.
– Это же мой мурал. Я его создал, я его и закрасил. Что тут плохого?
Сюжет граффити был дурацкий – по сути, проба пера; теперь я уже не рисую в таком стиле. Песочные часы, в верхней колбе несколько целых сердец, а в нижней – несметное количество разбитых на две части.
Сперва никто не понял, что вообще произошло. Пресса некоторое время спекулировала:
Неужели Эзра Афзал исчезнет с холстов?
Тик-так – время Эзры Афзала истекло? Рассеялся как призрак. Призрак из мира искусства…
Есть ли враги у Пикассо с аэрозольным баллончиком?
Несколько дней я смеялся над абсурдными заголовками, а потом сам опубликовал фото: стена, освещенная уличными фонарями, и на ней тень от ведра с краской. А дальше короткое видео, снятое Олив: как я дома мою руки, после того как закрасил мурала. Крупным планом пальцы в мыльной пене; предательские белые капли стекают в сливное отверстие. И хештег: #этонея.
А после воцарился хаос. Мои картины и репродукции выросли в цене вдвое. Как всегда – люди непременно хотят приобрести что-то, если поверили, что вскоре это будет невозможно. Те, у кого сохранились фото мурала, теперь постят его с псевдофилософскими цитатами. Само по себе уже хорошая реклама. Понятия не имею, чем Льюис недоволен.