Псков – конечная
Перрон удалялся, скрывая из виду похожих на мух людей, как в замедленной съемке, в полудреме теснивших полустанок промозглым утром октября. Я откинулся на сиденье, провожая под стук колес моросивший дождь за гаснущими фонарями депо.
Сосед по купе – лысый гражданин в зеленом линялом свитере, полузакрыв глаза, сидел напротив, не проявляя ни к чему вокруг и, что утешительнее всего – ко мне в частности совершенно никакого интереса (не выношу дорожной болтовни). Другими словами, я был умиротворен и доволен. Спокойные сутки в пути, чтобы собраться с мыслями, уложить в голове стратегию по предстоящему делу – я вполне мог рассчитывать на это при необременительном соседстве.
Выложил на столик картонный скоросшиватель «Дело» – самое время освежить в памяти содержание документов, обдумать позицию. Только собирался потянуть за кончик веревки, чтобы развязать папку, как в двери купе постучали и тут же распахнули настежь, не дождавшись ответа.
Первое, что я увидел, были ноги. «Не бывает таких длинных ног», – подумал я сразу. «Не бывает таких красивых проводниц», – подумал я позже, когда последовал взглядом выше: рыжая, полногубая, но без малейшего намека на вульгарщину. И как шел ей форменный пиджак РЖД! Стопроцентное попадание в десятку, как на мой вкус. Итак, поездка мне нравилась все больше…
– Уважаемые пассажиры, предъявите, пожалуйста, билетики! – милым голосом говорила красотка. – Благодарю! Счастливого пути! – на автомате ворковала она, и, даже не взглянув на документы, поспешила перейти к следующему купе.
Мне как-то вдруг стало не до дела, и оставив на столике папку, я решил выйти следом. Куда? Вероятно, в вагон-ресторан. В дверях тотчас столкнулся с каким-то бородачом. Извинившись, он протиснулся мимо и расположился аккурат на моем месте. Я замешкался в дверях, хотел было убрать со столика папку с документами. Невольно наткнулся взглядом на черненый серебром крест на груди бородача, под его расстегнутым пальто оказалась черная ряса священнослужителя. Неловко было так откровенно прятать папку от священника, и я, устыдившись, спешно вышел, прикрыв за собой двери.
«Пришествие» нового соседа несколько подпортило настроение. Но такие досадные мелочи мгновенно вышибло из головы отрадное для моих глаз и не только явление красавицы-проводницы. Тихой поступью она проплыла близко-близко и будто дуновением свежего бриза, коснулась дыханием моего лица, прошелестев:
– Чаю?
Как тут откажешь! И что за поднос у нее в руках – позолоченный? А то и золотой? Сияет, аж глазам больно!
– Да, да, с удовольствием, – откликнулся я и вернулся в купе, усевшись напротив священника.
Лысый, тем временем, устроился с краю, у самого выхода и, облокотившись плечом о стену, о чем-то напряженно думал, по-прежнему безразличный ко всему происходящему. Чтобы завести беседу (разумеется, с проводницей, а не с лысым и уж тем более, не со священником), я брякнул первое, что пришло в голову:
– Не подскажете… уважаемая, – я сослепу не разглядел ее бейджик, – в котором часу прибываем?
– Марта, – подсказала девушка, ткнув тонким пальчиком на брошь с неразборчивой надписью, закрепленную на лацкане форменного костюма. Она закатила глаза к потолку, как будто ей стоило многих усилий припомнить, и дежурным голосом произнесла: –