⇚ На страницу книги

Читать Жизнь продолжается. Часть первая

Шрифт
Интервал

«Распад любого общества,

            начинается с вранья»


ЖИЗНЬ ПРОДОЛЖАЕТСЯ


Тягостно тянется время. Прощание затягивается. Молчим. Ночная прохлада выцедил все из меня тепло. Кожа на моих руках, как шагреневая стала, сжалась, вздулась в пупырышках. Не знаю, как там провожающие чувствуют себя, но отец мой сейчас, отвернулся от мамы, весь погрузился, казалось мне, в своих думах. Безостановочно курит, кашляет глухо от дыма папироски, пугая все живое вокруг. Обычно, как я знаю его, при людях он стеснительно сдержанный. А сейчас потерял, видимо, контроль над собою. Утром он еще радовался, тискал меня в своих объятиях. Это, когда почтальон, обслуживающая нас в деревне, тетя Оля, рябая, лет тридцати, пришла к нам с переводом денег. Сама она невысокая, похожая с манерами, точно, на воробья, чирикающая везде и по всякому поводу. Это ее отвлекающая манера, видимо, придуманная ею впопыхах, при встречах на ее пути сельчанами. Видимо понимала, некрасива она. Стесненно всегда опускала рябое свое лицо к земле, а отец, по этому поводу, всегда подкалывался шуткой к ней.

«Оль, ты солнце, когда последний раз видела?»

Была она у нас в деревне, как бы это сказать, обездоленная что ли. Так мне тогда казалось. Помнится, мне: был у нас в деревне такой баламут, конюх, Ванька – драчун. Так о нем отзывались наши деревенские, за его буйный, неспокойный характер. Так однажды он, на спор ударив по рукам с дружком своим, соседом, такой же, как и он, не путевым, высказался:

«Я ее на спор, спорим, обрюхачу и женюсь?»

Вскоре (поверить это не трудно было – деревня же, все на виду), действительно, она от него понесла, родила здоровущего сына – Ваську, погодка моего теперь.

Это она радовалась с нами в тот день. В районной нашей газете, «Дружба» – это у нас, недалеко от нашей деревни, в тридцати километрах – в Нурлате, эта газета выходила; тоже на спор с погодками, сказал, что напишу репортаж в газету, и заработаю денег на кино. Но никто тогда меня в серьез не поверил. Все из-за того: устал я с подпола в каждый раз лазить в клуб – а кино тогда стоило всего пять копеек. (Советскими, конечно). Сам бы не додумался, подсказал тот же Ванька – драчун, с косыми глазами (зрачки у него в разные стороны глядели). И с завистью стреляя на меня, по этому поводу, потом всегда мне, при случайных встречах, кричал: «Васька! Настругал деньги – то? Газетёнкой этой своей! А заработал я тогда своим репортажем, целых девять рублей. Большие деньги с тем временам – к слову. Тогда у Ваньки – драчуна отец, дядя Михей, получал пенсию, двенадцать рублей и восемьдесят копеек – на махорку ему, мне кажется, даже не хватало. С огородом только не дохли. Да и отец мой тоже. Не очень много в школе получал – сущие пустяки – копейки. Даже на муку, которую в сельмаге нам опускали, как учитель, на месяц еле хватало. Поэтому с гонораром моим, вначале засомневались: не ошиблись ли с деньгами, там, в редакции, в районе, давая мне столько денег. Но тетя Оля, она есть, тетя Оля. Пряча к полу, оспиной лицо, стеснённо заахала, замахала руками, что все верно, что районная газета, как она выразилась: «Там не могли ошибаться. В этих заведениях, люди грамотные сидят, с образованием, не то, что там, как какой – то Ванька – конюх, семи классовым образованием». (А дальше учиться, в то время – во времена Никиты Хрущева, надо было платить за дальнейшую учебу). Себя она, видимо, считала грамотнее Ваньки – интеллигентней. А как же! Что же ей не быть грамотной? Читает бесплатно газетёнки, журналы, пока не разносит их по адресам. И, поэтому, считала себя выше, грамотнее, чем этот поразит «конюх», попортивший ей, природой даденную девственность, до её законной свадьбы.