Читать Укус. Повесть

© Владимир Кремин, 2024

ISBN 978-5-0053-4972-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Мороз крепчал, становясь пронырливым и жгучим. Издали черный лес казался узкой, темной полоской среди бледно-белого марева непроглядной дали. Он быстро приближался, вставая на пути могучей и мрачной стеной, обретая готовность поглотить любого неосторожного пришельца, посягнувшего на его довлеющее, томительное безмолвие. Манил и очаровывал одинокой, не тронутой красотой и суровой, влекущей загадочностью.

Дремучий лес, зима и стужа: словно триединое начало нового, неповторимого и никем не пройденного пути, всегда влекущая вязь добра и зла, тайны и открытия бытия. В надвигавшихся сумерках невидимо давило безмолвие забытого таежного края. Воздух напоен тишиной; ни птичьего крика, ни хруста на звериной тропе, ни обреченно упавшей на белый, нетронутый снег, вымерзшей ветви, ни даже слабого напоминания о живом. Лишь холодный свет отгоревшего в туманном мареве заката, обреченно твердил о неминуемом приходе ночи. Сумрак окутал лес: все замерло, затаилось – ни звука…

Бегущего поглотила тайга, скованная снегом и льдом, зовущая и властная, великая в своей непостижимости. Застыли стволы могучих сосен, словно каменные изваяния, недвижимы ели; немы, как и глухая тишина. Тянулось ползучее время, нехотя приближая ночь.

Крепкое туловище могучего зверя неведомой силой уводило и стремило вглубь тускнеющей чащи леса. Вперед гнала стужа, торопил голод. Усталость притупилась, однако, стойко давала о себе знать. Исход пятых суток со времени последней, удачной охоты, сулил быть забытым. Тогда ему повезло; жертвой стал олень, совсем еще юный теленок, дикий и неосторожный. Оступившись на излучине каменистого увала, он залег на правый бок, отпустив далеко вперед своих быстроногих собратьев. Заслонил их собой, невольно оставляя гибкое, полное трепета, молодое тело на тропе, для злой, свирепой и безжалостной расправы над собой. Сломанная нога так и не дала возможности встретить врага стоя. Добыча далась легко. Однако, сейчас, это было всего-навсего приятным и ощутимым воспоминанием, давившим из мощных желез зверя белую, пенную, не дающую покоя, слюну. Приходилось, то и дело, сглатывать ее, хватать зудящей пастью невесомый, холодный снег, чтобы хоть ненадолго избавиться от нестерпимого чувства голода.

Здешние чащобы иные… Ничто, казалось, не нарушало сонного покоя этих забытых, нетронутых мест. Окутавшее зверя безмолвие вынуждало тревожно всматриваться, то в низкую поросль молодого пихтача, то в стылые кусты дикого орешника, а то и вовсе, останавливаться; подолгу стоять в заснеженных зарослях, осторожно прислушиваясь и принюхиваясь. Что ждало его там, впереди, за темным, томящим провалом глубокой балки, в чужом краю у перевала?

Помедлив, новоявленный пришелец устремленно продолжал свой нелегкий путь, полный опасных неожиданностей, тайн и тревог, словно нечто неведомое звало и манило его в свои объятья, нашептывая исподтишка: «Зайди… зайди… зайди…»

Волк остановился, поводил носом, втянул пустоту и сухость зимнего, угрюмого леса, насторожился. Из его огромной, раскрытой пасти бугристыми клубами валил пар. Вкрадчивое таинство зимы и ночи окутало всецело. Щелк – тишина… Щелк, щелк и вновь – тишина… Холодно; мороз да покой бал правят. Трещит скованное стужей пространство, зиму терпит…