Читать Только мы

На эту тему писали многие. Самые заметные, по моему мнению, вещи – это «Кукушки Мидвича» Джона Уиндема, «Конец детства» Артура Кларка и «Гадкие лебеди» Аркадия и Бориса Стругацких. Но у каждого автора свое видение. Я не составляю исключения из этого правила. Тем более, что у меня достигшие сверхчеловеческого состояния дети – всего лишь фон для повествования об Исходе. Эта книга не давала мне покоя восемь лет, небольшие ее куски в виде нескольких предложений записывались и откладывались, но всерьез браться за нее я не рисковал. Эти куски были разбросаны по моему архиву то там, то тут, нелегко было их все отыскать, когда пришло время. Почему я только сейчас взялся за эту вещь? У меня нет ответа – так вышло.

Книга вышла жесткой, кто-то, возможно, скажет, что даже жестокой. Но от меня тут мало что зависело – так написалось, так ощущалось. Так было правильно.

Все совпадения с реально существующими людьми или событиями случайны, роман с начала и до конца является плодом авторской фантазии.

…Но снова – в поиск. На руинах прошлых жизней,

В осколках будущего, в отблесках «сейчас»

Ты забываешь о потерянной отчизне,

Ты падаешь в водовороты пошлых фраз.

Не удержаться, но – ты сможешь, ты же должен

В той пустоте, в том запустеньи и печали

Найти детей, каким еще не сложно

Расправить крылья не из латекса и стали.

На каждой улице встречаешь оболочки,

И каждый раз с надеждой ловишь взгляд, но…

Везде все пусто, все зрачки – одною точкой,

Всем безразлично. Всем слишком наглядно.

А ты идешь по перевернутым мостам,

По пресеченной местности проспектов,

И ищешь, ищешь, ищешь! Где-то там

Есть дети незабытых еще спектров.

Влад Вегашин

Николай Иванович запахнул пальто и поежился. Холодно, ветер пронизывающий, хотя мороза пока еще нет. На душе тревожно и неуютно. Казалось, все привычное рушится, а на его месте возникает нечто непонятное, нечто абсолютно чуждое, вызывающее какой-то подспудный страх, зовущее туда, где человеку вовсе не место, даже если он не совсем человек. Прокурор тяжело вздохнул, переложил из правой в левую руку свой старый потертый портфель и не спеша двинулся по Тверской в сторону Глинищевского переулка.

Интересно, кому и по какой причине он понадобился в Генеральной прокуратуре? Позвонили: завтра срочно прибыть, отговорки не помогли, пришлось переться в Москву, будь она неладна. Николай Иванович никогда не любил этот суетный город – все куда-то бегут, несутся, не помня себя. После пары часов пребывания в Москве у него начинала болеть голова, поэтому он посещал столицу крайне редко, и только если не было иного выхода. Сейчас был как раз такой случай. У начальства ведь семь пятниц на неделе. Вызвали зачем-то и слова не сказали о причине. Хоть бы только никаких неприятностей не возникло. Старого приятеля, Сашку Холмогорова, вот так вызвали и уволили. Очень хотелось надеяться, что с самим Николаем Ивановичем такого не случится, ведь уволенному прокурору найти новую работу почти невозможно, а переквалифицироваться в адвокаты он желания не имел – терпеть не мог эту гнилую братию.

Два квартала от метро «Тверская» до Глинищевского переулка он миновал быстро, затем свернул, бросил взгляд на номер дома и пошел дальше. Через пять минут Николай Иванович открыл дверь генеральной прокуратуры и вошел. Внутри сообщил охраннику, что по вызову Татищева. Тот куда-то позвонил, выслушал ответ, проверил у посетителя документы и пробурчал, что того ждут на втором этаже, в двадцать шестом кабинете.