Двадцать восьмое июня.
После отделения от материнской пуповины совсем беззаботных деньков в жизни остаётся мало. Двадцать восьмого июня, на следующий после ЕГЭ по информатике день, для некоторых начался редкий период совершенно свободных пробуждений и засыпаний.
Особенно ценен промежуток между школой и университетом тем, что предшествуют ему тревога и почти мистическая растерянность в пустых классах по заранее известным дням. Ещё лето перед студенчеством ценно тем, что после него не будет следовать ни одного лета с помаркой «иду в n-ый класс». Жизнь обещала меняться, но перед этим сладко замирала в тепле и безделье.
О волшебстве периода проживающие обычно не думают: жаркие дни, светлые ночи, никуда не надо, из уже тесного мира детей вылупился, но в мир взрослый ещё не попал. Даже если планируешь поработать или тебе не с кем делить радости и грусти, всё равно последнее после школы лето запомнится хотя бы из-за того, что оно «последнее после школы».
И вот Лёша Мебелёв проснулся утром двадцать восьмого июня беззаботным: баллы по только сданному предмету должны были быть известны только через неделю (в лучшем случае), потому и смотреть с расширенными зрачками на неаккуратные сайты ВУЗов мечты не было смысла. Оставалось ждать, а ждал Лёша спокойно и уверенно.
Запах свободы на тополиных разогретых облаках влетел не только к Лёше. Ибрагим Бадави, Кирилл Чапаев, Юра Милонов – Лёшины друзья – тоже проснулись раньше полудня, потому что двадцать восьмое июня – день, когда они все вместе собирались эксплуатировать свою мимолётную беззаботность.
Друзья собирались к озеру на машине. Каждый пункт их плана разил всем тем, что все взрослые мечтают вернуть или пережить (если в своё время упустили): ехать собирались на рабочей машине отца Кирилла, закупили яблочный сидр, место у озера обещало быть красивым, песочным и безлюдным. Промусоленная в сети и на переменах давняя идея дожила до своего двадцать восьмого июня.
Лёша не ворочался во сне, не просыпался, его собственные руки ему не мешали – при его условиях странно, но он наловчился спать в своей узкой кровати (хотя он ассоциировал её с гробом). Утро ткнуло солнечным зайчиком в закрытые его глаза через висящие напротив кровати настенные часы. Далёкое от нежности пробуждение, но подстать дню – бодрость за двадцать минут до будильника, длинный интересный день впереди.
Ванная. Провёл рукой по стакану с щётками в поиске своей среди родительских. Большие Лёшины глаза ещё медленно моргали и слипались, поэтому утро у него шло наощупь. Вверх-вниз, вглубь-наружу, влево-вправо – много раз. Мягкая жгучая белизна пухла и колола в полости, пока Лёша её не сплюнул. Вверх-вниз, вглубь-наружу, влево-вправо – много раз. Пластмассовые волоски тёрлись, вода бежала. Лёшин мозг постепенно приступал к своим обязанностям.
К концу водных процедур он заметил, что пританцовывает в каком-то ритме. Только приступивший к своим дневным обязанностям мозг выполнил свою первую задачу – откуда-то из пучин вспомнил песню. Песня была хороша, песня была для двадцать восьмого июня.
Потому что мне хорошо!