Синоптики обещали пасмурный день, а на деле по крышам и асфальту с самого утра лупило солнце. Хоть блеклое и… картонное, что ли. Ненастоящее. Пародия на звезду. Выглядывало, точно крыса из мусорника – делало вид, что символизирует радость. Повод для радости-то был, чего греха таить. Но он не сопровождался улыбками и веселыми сторис о «солнечном настроении».
В то воскресенье, ровно неделю назад, прекратились убийства. Мы встретили первый за полтора месяца рассвет без звонков в полицейский участок о найденном трупе без рук. Тогда же началась рабочая смена без наших звонков родственникам: родителям, детям, бабушкам. «Здравствуйте, такой-то такой-то – знаете? – Да, он наш тот-то, тот-то. – Хорошо. Точнее… Извините, у нас печальные новости…» Боже, от алкоголизма меня отделял сущий пустяк: официальный диагноз с подписью доктора. В остальном я, считай, женился на фляге. Мой третий брак с повышенным градусом эмоций.
Теперь-то город (может, и преждевременно) вздохнул с облегчением. Без празднеств, конечно, но и без страха не дожить до завтра. Так: поцеловали друг друга в лобик, ляпнули пару дежурных фраз, вроде: «Фух, ну слава Богу» – и легли спать.
Но я – нет. Я не вздыхал. И не спал. Это невозможно – после всего, что отпечаталось на сетчатке моих глаз. Даже так: на решетке. Грубой, но надежной. Средневековой. Такой, что не выпустит из мозга жуткие и кровавые образы, увиденные во время расследования. Насильно удержит. Понимаете? За моими зрачками – темница.
А еще весной я считал себя бывалым копом.
Все меняется по щелчку.
***
Сегодня я брел среди уродливых деревьев, надеясь наконец-то найти ответы. Их, в общем-то, осталось не много. По сути, я просто хотел увидеть лицо этой сволочи. Узнать, почему он прекратил совершать свои зверства. Не любопытства ради. Мое желание – оно напоминало зуб мудрости, последний, после мучительно удаленных трех: сейчас не болит, но через год обязательно воспалится, и придется думать только о нем, и жалеть, что не избавился вместе с остальными. Такие вот у меня ассоциации. Гнилые части тела. К слову, была у меня еще одна цель: выяснить, что он делал с руками жертв. Где прятал? Какое соорудил хранилище? Для каких ритуалов использовал?
О лесе, в которой меня занесла нелегкая, стоит сказать отдельно. Еще во время первой поисковой операции я поймал себя на мысли, что здесь пахнет злом. И звучит тоже. Прислушайтесь и вы: каждый сверчок – то исчадие ада; каждый шелест – обнажаемая сталь. А совы – то предводители армии бесов. Имени Млах я еще не знал, зато наелся досыта местных легенд. О ведьмах, о проклятиях; о том, что Бог, создавая Землю, моргнул, – и так и возникла наша зеленая достопримечательность. Из всех страшилок я верил в одну: о том, что всякий надравшийся в хлам пьянчуга может отсюда никогда не выйти. Но здесь нет никакой мистики – лишь естественный отбор. Странно, правда? Даже в слове «отбор» есть слабо заметная тень от рук. Или это мой мозг настолько однобоко скрючен?