КПП совсем не изменился с тех пор, как Марк покинул город. Только кирпич по углам слегка раскрошился. Ступенька из деревянного поддона, на проходной – крашенная эмалью «карусель», облезлая и тёплая от чужих рук, тяжёлая. Исцарапанное пластиковое окошко было плотно заклеено объявлениями: портреты пропавших без вести и преступников в розыске, все будто на одно лицо, какие-то расписания и указы с выцветшими печатями.
Охранник глянул в протянутый паспорт, поднял глаза на Марка. Ну да, непохож на здешнего, но прописка-то есть. Турникет поддался и пропустил в город.
Очень хотелось самостоятельно вспомнить, где нужная пятиэтажка, не звонить. А то дед обидится, да и самому стыдно будет. Марк шёл медленно, слушал стрёкот кузнечиков в заросших палисадниках да смотрел под ноги, боясь оступиться на разломанном асфальте. Было ещё тепло, бабье лето. Вышел на солнце – припекает, в тень зашёл – холодно. Двадцать лет назад Марк любил в такие ясные вечера устроиться с местной шпаной на крыше разорившейся фабрики, на тёплом рубероиде и мечтать о том, на кого пойдёт учиться, куда потратит первые деньги. Когда был ещё младше и не очень оценивал расстояния, то думал, что Москва начинается там, где виден высокий универмаг со светящимися вывесками. Однажды после школы даже дошёл до него, но разочаровался. Рядом не было ничего интересного, только платформа электрички. Через несколько лет с этой платформы он уехал к отцу с матерью, которые слёзно клялись, что пить бросили и готовы воспитывать сына. Что ж, полгода и правда чин чином воспитывали. Потом в такой штопор ушли, что Марк не выдержал и сбежал из дома. Насмотревшись на алкогольные психозы, употреблял он сам редко и смог выбиться в люди, хоть и мотался по чужим квартирам. От шараги дали общежитие, иногородний всё-таки. Так и вытянул себя, как Мюнхгаузен, из болота за волосы.
За все эти годы дед не просил ничего, ну или просто не жаловался, зная, что Марку и так нелегко. А тут заработал инсульт и стал сдавать. В прихожей лопнули и отошли старые бумажные обои, а подклеить – голова кружилась. Марк не стал ждать, что дед будет просить, да сам приехал. Похлопывая себя по икре новым запечатанным рулоном, с пачкой клея в маленьком рюкзаке, он проходил между домов, где жили друзья. У Андрея мама пекла сладкие коврижки, о которых знали только избранные со двора. У Саши был видак с мультиками и приставка, а ещё его родители с дедом дружили. Из его окна видна была сгнившая «Волга», у которой колёса покрылись мхом и вросли в землю. Машину, конечно, давно убрали, но прямоугольник на земле почему-то особо травой не зарастал.
«Ага, если сзади КПП, Санин дом слева, значит наш справа», – вспомнил Марк.
Подъезд был открыт, деревянная дверь на пружине – распахнута. Внутри воняло кошками и прелыми тряпками. Лифт в таких домах вообще не был предусмотрен, так что пришлось подниматься по низким колотым ступенькам. Марк хорошо помнил, что этаж третий, ведь не раз с балкона запускал самолётики, застревавшие в кронах тополей.
Дед открыл дверь, и на гостя обрушился тёплый сладковатый запах стариковской квартиры.
– О, явился! Ну, проходи. Тапки твои вот. Причёска какая у тебя модная, ой! Сейчас все так ходят, чтоб с боков нет, а посередине волосья.