Время ползло, словно улитка, оставляя за собой скользкий и мутный след. След засыхал, превращаясь в подобие паутины. Паутина заплетала собой все: душу, мысли, желания, надежды. Закрывала все это защитным настом, непробиваемым толстым слоем, через который не пробиться.
Влада сидела на стуле у окна и смотрела невидящим взглядом. Пустота сквозила в нем, серое ничто. Иногда казалось, будто в голове у сорокалетней женщины выключили какой-то рубильник, и там все остановилось. Встали поезда мыслей, исчезли образы и воспоминания. А иногда, что там, глубоко внутри, под всеми слоями кто-то кричит. Кричит жалостливо и надсадно, а временами безудержно и зло, завывая от бессильного желания вырваться.
– Мамочка.
– Мамочка!
– Мамочка, не надо.
Этот голосок просил и умолял, он напоминал о чем-то важном, он говорил, что любит. Мертвым отрешенным взглядом Влада продолжала смотреть в окно изо дня в день. Она не слышала. Старалась не слышать так сильно, что со временем перестала воспринимать что бы то ни было вообще.
За окном менялась погода, ученики шли из школы.
Дети. Их образы и голоса, долетавшие со двора, кажется, задевали некие струны в ее душе. Будто на дне темных глаз что-то начинало пробуждаться, но это быстро проходило, словно задавленное впопыхах.
Весь день Влада находилась в двухкомнатной квартире одна. Опершись локтем на подоконник, сутуло сидела она на стуле и смотрела куда-то между рамой и стеклом. Грузная, серая, одутловатая от неподвижной жизни. Такой ее оставлял по утрам муж – Василий. Он уходил на работу, чтобы вернуться вечером и застать жену на том же месте.
– Маам. Мамочка, – тихо, безнадежно.
В замке повернулся ключ. Отряхивая ноги, на коврик в прихожей ступил Василий. Это был высокий рыжеватый мужчина с усами и животом, нависающим над брюками и ремнем. Ему было чуть за сорок, но выглядел он на все пятьдесят. Он носил светло-коричневые брюки и полосатую рубашку, а в руке нес кожаный портфель банковского клерка.
Первым делом, раздевшись, он выглянул из-за угла коридора и посмотрел на кухню. Как там дела? Все ли нормально? В его взгляде читалось беспокойство. А еще там была надежда. Вдруг сегодня что-то изменилось, и Влада начала возвращаться к нему, пусть и так же медленно, как когда-то ушла. Тогда они смогут вместе потихоньку вернуться к нормальной жизни.
Раньше ему все давалось намного легче. Он был моложе и стройнее, у него было больше сил и оптимизма. Потом случилось то, что навсегда разделило жизнь на до и после. Жена и дочь попали в лапы одного психопата. Девочку он убил, а Владиславу – не успел. Только ударил по голове.
В тот момент они были в таком шоке, что не придали этому удару должного значения. Он казался такой мелочью в сравнении с потерей ребенка. Но теперь Василий все больше был склонен предполагать, что травма от удара сыграла определенную роль в помутнении Влады.
Конечно, жизнь никогда не станет прежней после смерти их дочери Маши. Но он мечтал снова быть кому-то нужным. Хотел, чтобы подобие нормальности вернулось в их жизнь.
На кухне ничего не изменилось. Ровным счетом ничего. Жена также пребывала в прострации и бездушно пялилась в одну точку.
Василий вздохнул и прошел в ванную, мыть руки. Затем он зашел в кухню и приторно-бодрым голосом заговорил: