С прискорбием сообщаем, что ваши услуги в качестве гражданина больше не требуются.
Майкл Мур. «Глупые белые люди»
– Сколько просишь? – спросил цыган, задумчиво глядя на электробритву.
– Неплохо бы тысяч пятьсот... – заискивающе сказал я, внутренне себя растаптывая.
Цыган хехекнул, почесал под левой мышкой и пошел прочь. Я догнал его и ухватил за скользкое пиджачное плечо. От него воняло чесноком, дерьмом и куревом.
– Ну что я с ней делать стану? – рассудительно поинтересовался цыган, не оборачиваясь. – В задницу вставлять?
– А хотя бы, – зло ответил я. – Никогда не поверю, что не придумаешь. Продашь небось втридорога. Ты смотри, рома, бритва-то японская, «Панасоник»!
Цыган повернулся, хитро посмотрел на меня и ловким движением извлек из кармана мятую сотню.
– Всё равно никто не купит, понял? Ну, еще полтинник добавлю.
И он ушел с моей бритвой в уродливой, бесформенной сумке из синего брезента, а я остался стоять посреди рынка, тиская в кулаке сто пятьдесят тысяч. Главное, что сволочь цыган был стопроцентно прав. При нынешней подаче электричества все брились безопасками. Вот если бы пакетик «Бика» заиметь... Небось за те же пол-лимона свободно бы продал. Только хрен бы я продавал, себе бы оставил.
Но это всё ерунда. Пойду хоть пожру по-человечески, раз уж провернул такое дельце.
И я пошел в столовую. Столовая помещалась в аккурат за углом, возле большого здания с надписью крупными буквами «бомбоубежище» на облупленной стене. Возле входа сидели нищие – от древних старух с иконами до безногого парня лет двадцати трех в драной камуфляжной куртке, с медалью за украинскую кампанию. Я бы дал ему штук пять, но мелочи не было. Да и медаль могла быть куплена тут же, на рынке, а ноги, типа, поездом отрезало по пьянке, уснул на рельсах. Или отморозил опять же по пьяному делу.
Зал по обыкновению кишел разномастным народом – многие продолжали здесь начатые на рынке торговые операции, другие просто ели, третьи грелись и смотрели, что бы такое стибрить. Отдельной компанией у стены жались раковые больные и спидоносцы – их по привычке избегали, хотя рак-то не заразен... Их, по идее, кормили по каким-то особым талонам, но никто этих талонов не видал, а жрали раковые ту же бурду, что и все. Я осмотрелся: в правом дальнем углу вроде бы было поспокойнее и даже просматривались свободные места за сколоченным из горбылей и ДСП столом.
Пока я тискался туда, мне три раза пытались продать «настоящую кристалловскую водку», а какой-то хмырь откровенно попробовал влезть в карман, за что я наступил ему на ногу. Поскольку хмырь был в шлепанцах, а я – в армейских ботинках с подковками, это произвело достойный эффект.
За столом обнаружился один дальний знакомый – парень по кличке Дрозд, вроде бы рабочий с гидропонных установок, хлебавший мутный рыбный суп, сваренный из поставляемой хитрыми японцами муки. По слухам, раньше они пускали эту муку на удобрения, а теперь везут к нам в качестве компенсации за острова и Сахалин. Видал я ту муку – желтая, вонючая.
– Здоров, Валерик, – сказал Дрозд, шлепая рукой по занозистой доске, изображающей лавку. – Жрать пришел?
– Кушать... Ты место мне подержи, я пойду возьму чего. Что там у них есть?