Читать Журнал «Юность» №08/2024

Шрифт

Интервал

Поэзия

Святослав Югай

Родился в 1999 году. Живет в городе Домодедово.

По образованию инженер-нефтяник. Работает учителем математики. Член Московского областного союза писателей России. Ученик Дмитрия Воденникова.

ПОЛНЫЙ СОСУД С УГЛЕМ

Я хочу вам сказать,

что экссудативный отит —

очень плохой гость.

Он так утомил мое среднее ухо,

что оно вчера решило

собрать слух в чемодан

и по нервам сбежать

на випассана.

Но все обошлось,

и оно не сбежало,

ведь у уха нет ног,

а главное,

нет чемодана.

Когда в ухе переливается жидкость,

вместе с ощущением страшной боли,

я в глухой тишине

слышу райские крики.

Будто младенец родился

и сразу же закричал,

чтобы наполнить свои легкие

болью.

На которой зацикливаюсь.

Беру бокал,

наливаю воды

пью,

наливаю воды,

пью,

не наливаю.

Уснул.

Во сне я оказываюсь посередине

между Марксом и Бродским.

Я в чемодане у среднего уха

лежу рядом с курткой Фернана Леже

и рядом с потерянным слухом.

Мой слух – диссидент,

мое правое ухо завербовало

его и мой редкий сон.

Меня превратили

в каменный уголь.

Теперь я катаюсь

по лицам кумиров,

на пару с запачканной курткой

Фернана Леже-Довлатова.

Нас приютил красный Дедушка,

который хотел стать прадедушкой,

но мы с курткой решить не смогли,

кто из нас будет ему рожать.

Я с чемодана свалил белой девушкой,

куртка осталась на мне,

только нет больше красного дедушки,

и слуха уже нет в стране.

* * *

Вчера осознал, что я сын-одиночка,

без отца и почти без матери.

Мать жива, у нее два сына от отчима,

и живут они в красном доме.

С ним меня ничего не свяжет,

кроме Олега с четвертого,

с которым буду пить водку

впервые в пятнадцать лет.

Про отца меня можно не спрашивать.

Когда он был с моей мамой,

я был еще крохотным эмбрионом.

А когда стал эмбрионом средних размеров,

он меня обнаружил и вышел

из этой нечестной игры,

благо я успел сохраниться.

И выжил.

(Я выжил потому, что бабуля и дедуля

настояли меня рожать.)

Вылез из мамы в рваной рубашке.

Красный и солнечный, с белыми волосами.

С рождения стал по отчеству сыном дедуле,

а по факту сыном бабуле.

* * *

Помню, ты стояла нарядная,

да и я был тоже нарядный.

Только ты, скорее, как новогодняя елка,

а я просто перебрал алкоголя.

Изображая стояние, искрометно пытался

что-то тебе донести,

но мой пьяный язык,

так уставший махать словами,

на никотиновых резцах

засыпал.

Ты меня понять тогда не сумела,

я глаголу лил в тебя на пролетарском.

И ты полилась,

как дождь или слезы,

буквально лилась ниже пояса,

так натурально изображая

живой ко мне интерес,

что и мой живой

к тебе интерес

ниже пояса

изобразился.

Ты сказала, что все случится,

когда выпадет первый снег.

Ты это сказала четырнадцатого октября,

и через полтора часа

четырнадцатого октября

выпал первый снег.

Небо всегда за меня.

Я овладел пятибуквенным именем.

(Уж простите меня за сексизм.)

Четыре года произвола и рабства,

четыре года владенья тобой.

Я твоим сладким именем

стал затыкать пустоту,

суя тебя в черные дыры

моих новорожденных писем,

в которых я откусил

от тебя самый мягкий знак.

Ева взяла из Эдема

(в память о райском саде)

этому миру явить

четырехлистный клевер.

А я просто из Домодедово

(в память о том октябре)

этому миру являю

в стихах

четырехбуквенную Дашу.

А мягкий знак, который я сожрал,

во мне переварился в твердый знак

моей фрейдистской немощной натуры,

который, если верить в зодиак Стрельца,