Читать По-настоящему

Герман

– Бондаренко, на выход!

Лязг металлической двери, бьющий по мозгам. Недовольный бубнеж моих соседей.

– Бондаренко!

Передергиваю плечами.

Ну че ты так орешь? Башка гудит…

– Я не понял, тебе особое приглашение нужно? Или понравилось тут у нас? – усмехается дежурный.

–Ага. Уютно, – сиплю, вставая с деревянной скамьи.

Наклоняю гудящую башку влево-вправо. Растираю ладонью затекшую шею.

– Могу продлить тебе пребывание. Хочешь? – снова усмехается гражданин начальник и широко открывает для меня решетчатую дверь. Я провел здесь половину сегодняшней ночи, не сомкнув глаз и морщась от потолочного светильника.

– В другой раз… – хлопаю себя по карманам джинсов, отыскивая очки, но вспоминаю, что менты все отобрали.

Тело ноет. Меня словно прокрутили через мясорубку.

– Ловлю на слове! – ржет дежурный. – Давай за мной.

Идем по тусклому вонючему коридору. Смотрю прямо перед собой. Конкретно в этом участке я впервые, но за последние полгода я – частый гость подобных мест, и изнутри они все похожи.

– Здоров, Тем, а ты че к нам зачастил? – голос моего конвоира эхом отражается от казенных стен.

Он останавливается, я торможу следом. Смотрю вперед, на мужика, с которым дежурный здоровается за руку, узнавая в нем того самого гайца, из-за которого провел ночь в этой помойке. Он узнает меня тоже, когда, выглянув из-за плеча дежурного, скользит по мне сощуренным взглядом. Нервно сглатывает.

Салют! Давно не виделись!

Улыбаюсь ему в ответ, приветствуя двумя поднятыми вверх пальцами.

– Че лыбишься? Утро у тебя доброе? – гаишник игнорирует своего собеседника, отдавая мне свое эксклюзивное внимание.

Подмигиваю ему.

– Тем… – стопорит его дежурный, когда тот делает шаг в мою сторону.

– Ты глухой или тупой?

– Ну че ты бесишься? – лениво складываю руки на груди и подаюсь корпусом вперед, глядя на три звездочки на его погонах. – У-у-у… А че ты до сих пор старлей? Ты поэтому такой злой, да?

– Слушай сюда, ублюдок малолетний… – гаец в два шага оказывается напротив моего лица и хватает меня за футболку, притягивая к своим расширенным ноздрям, – дерзить ты научился, в остальном ты – полное дерьмо. Легко быть крутым за родительские бабки.

Дежурный бросается к нам:

– Тем, хорош. Отпусти его, – рвано озирается по сторонам.

– Спокойно, спокойно, порвешь… – давлю наглую лыбу, смотря гайцу прямо в глаза, и развожу руки в стороны ладонями вперед в тот момент, когда позади нас раздается мужской голос:

– Что происходит?

– Здоров, батя! – повернувшись к отцу, растягиваю губы в насмешливо-ехидной улыбке.

Отец смотрит на ментовские руки, вцепившиеся мне в футболку, отчего старлей резко их сбрасывает и отходит от меня на метр. Подмигиваю ему, замечая, какой перекошенной стала его побагровевшая морда. Это он меня сюда определил. Но прежде несколько раз прилично приложил лицом о капот моей тачки, скрутив руки за спиной. Шустрый чувак оказался, принципиальный зараза. Нагнал на своей развалюхе.

– Доброе утро, – здоровается Борис Германович, не глядя на меня. – Я отец… этого… – кивает в мою сторону, на что усмехаюсь, качнув головой, – …нарушителя, – добавляет.

Этого…

– Где нам можно… поговорить? – отец произносит это так, что ни у одного мента не возникает желания оповестить его о том, что мы находимся не в его офисе или в торговом центре, а в отделении полиции. Но за меня уже заплатили. Заплатили столько, чтобы Борис Германович Бондаренко мог позволить вести себя так, а я мог позволить себе приложить к виску два пальца и отсалютовать старлею, у которого дым валит из носа.