Первое, что я отчетливо помню, когда разлепляю непослушные веки, чьи ресницы сковались солёными корочками, – голубые глаза с серыми крапинками по ободу, которые явно принадлежали мужчине. Кто он? И почему он так взволнованно смотрел на меня? По какой причине я инстинктивно прижимаю ослабевшие руки к своей шее, нервно потирая её. Быть может я нуждалась в помощи?
– В очередной раз? – шутит подсознание, оглядывая меня со стороны. —Ты лежишь голая на повидавшем немало вырезаемых даже из самых низко бюджетных фильмов постельных сцен обшарпанном столе, обмазанная с ног до головы чужой спермой, что за бесконечные минуты превратилась в пленку, больше напоминающую мешок для трупов, на исхудавшем теле, чем на целебную маску из нашумевших советов женских форумов.
– И что такого в откровенной несдержанности, завязанной на чувствах? – обращаюсь к голосу в голове. – Неужели лучше скрываться всю жизнь, чем быть счастливой здесь и сейчас?
– Еще скажи, что, пребывая на границе между сознательным и бессознательным, ты нашла давно утерянное?
– Ну, я хотя бы отыскала эту границу. А что есть у тебя? Пустые мечты?
– Мечты о чем? – с раскатом смеха, в голове проносится очередной вопрос-упрек. – Вероятнее те, что ты рисуешь в голове сама. Например, секс с каждым встречным в попытке достучаться до дна?
– О возможности быть слабой в руках сильного мужчины? – напрягаю оставшиеся внутри черепной коробки извилины.
– Не льсти своему самолюбию, – продолжает издеваться голос внутри. – Ты никогда не думала, что шея это сигнал, а не цель?
– Тревожная кнопка что-ли? – теперь моя очередь улыбаться. Инстинктивное желание растечься звуками смеха по пространству быстро сменяется очередной попыткой глотнуть воздуха перенапряженными от хрипоты связками.
– Может и так, – заключает подсознание голосом моей нелюбимой класснухи из началки.
– Я мало переживаю, если ты об этом, – иногда мой разговор с подсознанием кажется мне надуманным. Но зерно сомнений, которое оно раз за разом подсаживает, не оставляет подозрений в рациональности действий. Иначе как я порой считываю в теле негласную солидарность? Или как сейчас спокойный мелодичный голос, отдаленно напоминающий мой, проносит меня сквозь все воспоминания в далёкое прошлое?
– Тебе пять. Ты сладостно спишь на маленьком диванчике напротив окна. За некогда голубой деревянной рамой, обрамляющей обшарпанное стекло, бушует непогода. Снежная метель играет с людьми, то и дело подгоняя их по своим делам. Вот и мама твоя не отстает, призывно вытаскивая тебя из постели.
Натянув на тебя колготки с начесом, которые то и дело соскальзывают с тела, а еще жутко сильно чешутся, что ты вынуждена засовывать руки под штанины болоневых штанов и с наслаждением потягивать их вверх, расчесывая ноги до глубоких красных отметин, мама застегивает на тебе дубленку и навешивает на шею мерзко серый шерстяной шарф. Просовывает его в дырку, будто в петлю на эшафоте, а затем затягивает конец. Ты кричишь, извиваешься, пытаешься его ослабить, пока вы выходите из подъезда, но мама раз за разом подтягивает удавку на шее и тянет тебя в сторону детского сада.
– Зачем ты меня окунаешь в это? – в горле изрядно пересохло, поэтому мой вопрос звучит как жалкая предсмертная попытка жертвы узнать правду от своего палача.