События крепостного права давно в прошлом. Все факты унижения крестьян я узнавала из интернета, стараясь проверить каждый в разных источниках. Имена, фамилии вымышлены, все совпадения случайны.
Каждый человек желает себе благополучия. И стремится жизнь приблизить хоть немного к своему представлению о счастье. И начинает: кто-то строить, кто-то плести, кто-то усесться на шею ближнего и его понудить сделать свою жизнь удобнее, а кто-то только собирается начать, вот-вот возьмётся, с понедельника.
А потом из отдельных жизненных лоскутков складывается общая картина.
На каждой странице огромной книги истории она разная. Может, были светлые благополучные времена. Но, оглядываясь в прошлое, всё больше видятся горькие и трудные.
Но и в горечи можно найти радость, ведь она, хоть и горькая, но жизнь. Наша жизнь. Единственная.
– Дорогая, Вы, кажется, искали себе новую девку на кухню? – попыхивая сигарой и уставясь в газету произнёс Владимир Осипович.
– Не знаю, я ещё не решила, – Ольга Павловна задумчиво смотрела в окно. Весна уже заглянула в помещичью усадьбу Дымово, подсушила дорожки, поманила первую зелень из земли, развесила зелёную вуаль на деревья.
– Объявление. Продаётся вдова – 33 года, всю чёрную работу умеющая, и девки 16 и 11 лет, к учению понятные, хорошего поведения…
– И кого же из троих Вы видите на нашей кухне?
Но Владимиру Осиповичу уже надоело заниматься хозяйскими вопросами, поэтому он ничего не ответил и перевернул страницу.
Молодая супружеская чета Ночаевых сидела на веранде своего дома. Не дождавшись ответа, Ольга Павловна вновь обратилась к своему утреннему кофию, протянула тонкую бледно-розовую руку с длинными пальцами к пирожному, откусила кусочек без аппетита, положила на тарелку. Скучно.
Перевела взгляд на мужа. Тот всё ещё что-то читал, теребя щёгольские усики.
Ольге Павловне стало неприятно, она отвернулась.
Что с ней происходит? Почему вид собственного мужа всё чаще вызывает такие чувства? Думать об этом не хочется. Поэтому сказала первое, что пришло в голову, лишь бы уйти от неприятных мыслей.
– Сонечка окончила пансион, я уговорила маменьку и папашу позволить ей у нас летом погостить.
– Конечно, дорогая. О, послушай: на Гаити восстали рабы под руководством Туссен-Лувертюр, – Владимир Осипович по слогам прочитал трудное имя, – против французов. Испанцы пообещали им помощь. Подумать только! Ну, думаю французы их быстро усмирят. Этого…, как его…, – Владимир Осипович нашёл нужное место и вновь с трудом прочитал, – Туссен-Лувертюра – казнить принародно, чтобы неповадно было.
Вопрос, кажется, был решён, и Владимир Осипович вновь перевернул лист.
Дверь на веранду чуть скрипнула и к супружеской паре молча приблизилась нянька с младенцем на руках.
– О, мой дорогой, здравствуй! – Ольга Павловна нежно провела пальчиком по бархатистой щёчке ребёнка.
Малыш скривился, поморщился, зачмокал губами и чихнул.
– Как ему спалось?
– Хорошо, барыня, спали.
Владимир Осипович лишь мельком взглянул на сына.
– Ну, ступай, – Ольга Павловна чуть задержала взгляд на белой пене кружевного мягкого белья, в которой уютно лежал малыш.
Нянька ушла.
– А вот ещё: «Продаются три девушки видные четырнадцати и пятнадцати лет и всякому рукоделию знающие…»,– Владимир Осипович зевнул и отбросил газету.