⇚ На страницу книги

Читать Скорачи

Шрифт
Интервал


Глава первая

Варвара Никитична

– Тридцать третья! Спецы! Восемнадцатая! – хрипит прибитый в незапамятные времена под потолком «салона» матюгальник1.

Сонная комната отдыха подстанции скорой медицинской помощи, называемая «салоном», моментально оживает. Вскакивает Наташка – фельдшер скорой помощи и по совместительству студентка шестого курса, готовящаяся сдавать государственные экзамены, то есть без пяти минут врач, но при этом смешливая и совсем юная девчонка, от наших пациентов мало отличающаяся. Я потираю руками лицо, привычно топая к окошку диспетчерской за карточкой вызова. Здесь уже толпятся коллеги, хотя сейчас дернули только три бригады, но общения никто не отменял. Вижу Ванечку из двадцать девятой, значит, сейчас дернут и всех остальных. О Ванькином чувстве предвидения легенды сложены.

– Варвара Никитична, – уважительно обращается ко мне Лариска, сегодняшний диспетчер, – судороги.

– Спасибо, Лариса, – киваю я, принимая карточку.

Судороги – это что угодно – от икоты до агонии, родители наших пациентов выражаются зачастую так, что даже простую икоту могут изобразить неотложным состоянием. Я спускаюсь на улицу, где за рулем немолодого автомобиля уже сидит разбуженный неугомонной Наташкой Сережа – наш бессменный водитель, виртуоз дороги, смешливый парень лет тридцати пяти. Он незримо, совсем незаметно заботится о нас, будто укрывая крылом. Тепло очень от его заботы, да и сам он теплый.

– Сережа, судороги, – протягиваю я карточку.

– То есть что угодно, – кивает наш водитель, включая батарею проблесковых маячков. Машина аж приседает в момент ускорения.

Сережа имеет квалификацию фельдшера, что нам часто помогает, поэтому понимает, о чем говорит. Но сейчас он ведет машину по скользким после дождя улицам, а я вспоминаю. Семь лет прошло с того страшного дня, перевернувшего мою жизнь. Семь долгих лет… Мы тогда в числе многих прибыли на вызов за город, я даже сначала не идентифицировала искореженный автомобиль. Это Сережа вскрывал машину, он пытался реанимировать мою уже мертвую доченьку, гасил мою истерику и был рядом все эти годы.

Сережа меня вытаскивал из депрессии, не давал унывать, но никогда не переходил некой черты, хотя я уже не против: до смерти устала от одиночества, от пустой квартиры, хранящей детский смех и фотографии Машеньки… Странно, Валеру я почти не вспоминаю, но вот Машенька… Жизнь будто навеки разделилась, а я даже себе боюсь признаться в том, что для меня Сережа значит, как будто это что-то изменит.

Наташка напряжена, ящик с медикаментами держит под рукой, значит, что-то чувствует. Что-то предчувствует и Сережа, благо опыта у него очень много. Он бы и мед закончить мог, будь у него время, а свое время он отдает нам… Да кого я обманываю! Мне он отдает это время, мне! А я… глупая сорокалетняя баба, у которой нет никого, кроме Сережи. Но вот как он ко мне относится – это загадка.

Машина останавливается, Наташка хватает ящик. Надо двигать наверх. Этаж пятый, лифта нет. Сережа мягко отбирает ящик у Наташи, вызывая у той смущенную улыбку. Все она чувствует, все видит, только… Ладно, сначала работа.

Взлетаю на пятый этаж легко, как в молодости, оцениваю состояние родителей – паника, значит, состояние ребенка для них страшно и необычно. Недавно девочку с удлиненным ку-тэ