Читать Ау!

Лес сопровождал их весь путь.

Сперва несмело, лишь обозначая присутствие. Виднелся где-то вдали, когда их Киа Рио съехала с МКАДа, и у неё начала греметь подвеска. Встречался на трассе, принимая облик заросших кустарником оврагов возле мостов, маленьких рощиц, подлесков, где из-за деревьев выглядывали фасады дачных коттеджей.

Преследовал, становясь заметнее, гуще. Превращаясь в целые массивы, позволяющие порой часами любоваться дикой зеленью. А после – когда Киа свернула на ухабистую деревенскую дорогу, и подвеска неожиданно перестала греметь, – в настоящую Тайгу, где лес был со всех сторон, покуда хватало взора, и упирался лишь в Уральские горы, цепляющие небо своими пиками.

Лес медленно затягивал ребят в себя, пока не начало казаться, что вокруг не осталось ничего другого. И Катя не могла сказать, в какой именно момент он окончательно их окружил. Возможно, где-то в пути от Перми до ближайшей деревеньки, название которой почти сразу вылетело у неё из головы. Или на заправке, до которой от ближайшего населённого пункта пришлось добираться больше трёх часов, где крючковатая, похожая на чью-то пятерню ветка оставила на пассажирской двери Киа царапину длинной в указательный палец.

Катя только знала, что это случилось. Случилось уже давно. Чувствовала, что весь другой мир – каменный, шумный – остался сзади. Исчез вместе с городами, людьми. Растворился. Перестал существовать.

Она знала это, когда Киа Рио подъехала по просёлочной дороге к рыбацкому дому отца Славика. Знала, когда, выйдя из машины, они, все вчетвером, пошли к небольшой пристани, слушали дыхание ветра и смотрели на чёрную, словно ночь, воду реки.

Они долго сидели там прежде, чем отправиться спать – Катя легла в отдельной спальне, ведь заранее так решила. А утром позавтракали жаренными яйцами, бутербродами с ветчиной и невероятно вкусным зерновым кофе, который нашли в буфете. Собрались ближе к полудню, натянули на ноги длинные сапоги, надели тёплые свитера и непромокаемые куртки. И двинулись в путь, оставив рыбацкий домик где-то за стволами исполинских сосен. Отправились в густую чащу, отодвигая лапы можжевельника и ветки склонившихся, словно приветствуя их, рябин.

И вот теперь Катя шла, высоко поднимая ноги в неудобных сапогах. То и дело поправляя постоянно съезжающую на лоб шапку, и куртку, цепляющуюся за кусты и ветки. Поглядывала вперёд, на Славика, который шёл первым. Стараясь думать лишь о том, как же ему удаётся оставаться таким красивым, таким притягательным для неё даже в этом дурацком, смешном наряде. В этой нелепой куртке с белой полоской на груди и красной шапке, натянутой на уши, из-под которой торчали русые волосы. В заправленном в штаны цвета хаки свитере. В резиновых сапогах, которые они купили по дороге в одном из магазинчиков «Смешные цены», где цены и правда были смешные, и четыре пары обуви обошлись дешевле бутылки коньяка.

Размышляя, почему ей кажутся милыми его раскрасневшиеся от осенней прохлады щёки. То, как лучатся какой-то наивной детской радостью его глаза. Открытая улыбка, когда он встречал знакомые места, где бывал с отцом. Целеустремлённость во взгляде, когда он выбирал дорогу, уверенно, по-хозяйски, как бывалый лесник или охотник, а не тот парень, с которым она познакомилась в Тануки. Или сосредоточенность, когда он сверялся с компасом или обвязывал вокруг веток синие верёвочки, которые, если что-то случится, помогут найти дорогу назад.