Читать Таинственный сад

Шрифт

Интервал

Глава I. Никого не осталось

Когда Мэри Леннокс прислали к дяде в поместье Мисслтуэйт-Мэнор, где ей предстояло теперь жить, все сочли ее там самой неприятной девочкой, какую им доводилось видеть. И это было правдой. Именно такое впечатление производили маленькое худое личико и маленькое тщедушное тельце, жидкие тонкие волосы и угрюмый взгляд Мэри. Волосы у нее были желтыми, безжизненными, и кожа под стать им – желтушная, потому что родилась она в Индии и постоянно чем-нибудь болела. Ее отец занимал некий пост в британской колониальной администрации, поэтому всегда был занят и сам часто болел, а мать, выдающуюся красавицу, интересовали только светские мероприятия и развлечения в веселых компаниях. Ребенок ей был совершенно ни к чему, и, когда родилась Мэри, мать полностью перепоручила ее заботам айи[1], которой ясно дали понять: если она хочет угодить мэм-саиб[2], то должна держать малышку подальше насколько это возможно. Поэтому, когда девочка была болезненным беспокойным уродливым младенцем, делалось все, чтобы она не попадалась матери на глаза, а когда стала болезненной беспокойной топтыгой – и подавно. Мэри не помнила, чтобы рядом с ней был кто-нибудь помимо айи и других смуглых туземных слуг, а поскольку они опасались, что плачущий ребенок вызовет гнев хозяйки, то потакали девочке, позволяя ей делать все, что заблагорассудится; и к шести годам Мэри превратилась в самое деспотичное и эгоистичное маленькое существо на свете. Молодая гувернантка, которую выписали из Англии, чтобы учить девочку читать и писать, так намучилась с ней, что через три месяца отказалась от места, а все последующие, сменявшие друг друга, сбегали еще быстрее. Так что, если бы Мэри в конце концов сама не захотела читать книжки, она бы вообще никогда не выучила букв.

…Одним чудовищно жарким утром девятилетняя Мэри проснулась ужасно недовольной и рассердилась еще больше, увидев, что у кровати стоит не ее айя, а какая-то другая служанка.

– Ты что здесь делаешь? – рявкнула она на незнакомую женщину. – Не желаю тебя видеть. Пришли сюда мою айю.

Испуганная женщина смогла лишь пробормотать, запинаясь, что айя не может прийти, и даже когда Мэри, взбесившись, стала бить и лягать ее ногами, она, испугавшись еще больше, только повторила, что айя никак не сумеет прийти к мисси-саиб.

Какая-то неуловимая тревога витала тем утром в воздухе. Ничто не шло заведенным чередом, и некоторые слуги-туземцы, казалось, куда-то пропали, между тем как те, которых Мэри видела, сновали туда-сюда, крадучись, с посеревшими испуганными лицами. Но никто ничего ей не говорил, а айя все не появлялась. Мэри оставили практически без присмотра, и в конце концов она забрела в сад и стала одна играть под деревом возле веранды. Делая вид, что сажает клумбу, она втыкала большие алые цветки гибискуса в маленькие кучки земли, все больше распаляясь и бормоча себе под нос ругательства, которыми собиралась осыпать айю, когда та наконец объявится.

– Свинья! Свинья! Свиное отребье! – твердила она, потому что назвать туземку свиньей было худшим оскорблением.

Скрежеща зубами, она повторяла это снова и снова, пока не услышала, как на веранду, с кем-то разговаривая, вышла мама. Ее собеседником оказался белокурый юноша, они стояли и беседовали приглушенными тревожными голосами. Мэри знала, что этот юноша, почти мальчик, – молодой офицер, только что прибывший из Англии. Девочка с интересом уставилась на них, но главным образом – на мать. Она всегда, когда выпадала возможность, смотрела на нее во все глаза, потому что мэм-саиб – так она чаще всего называла мать – была высокой, стройной, красивой и чудесно одевалась. Ее волосы напоминали волнистый шелк, маленький носик выглядел изящно, но все это казалось незначительным по сравнению с огромными смеющимися глазами. Все платья матери, сшитые из тончайших струящихся тканей, «тонули в кружевах», как говорила Мэри. Нынешним утром кружев, казалось, было больше, чем обычно, но расширившиеся мамины глаза совсем не смеялись. Она с мольбой смотрела на юного светловолосого офицера, и в ее взгляде стоял страх. Мэри услышала, как мама спросила: