Перед Щепкиным звонкой оплеухой захлопнулась дверь. Добрая и мягкая Нина из третьей комнаты их коммуналки обиделась. Щепкин потоптался под дверью и вернулся к себе. Он не понимал причину этой обиды. Щепкин с Ниной бывали близки, но не были парой. Они жили в одной общей квартире, но каждый своей жизнью. Щепкин знал, что нравится Нине, сам же сильных чувств к ней не испытывал.
Жизнь, которой он желал, не складывалась, и его терзала безысходность. Щепкин грезил о доме и непременно у леса. Он мечтал, то страстно и деятельно, то тихо и обреченно. Дом, в котором его всегда ждут, – мечта казалась ему несбыточной. А теперь и то малое и привычное, что было, рушилось.
Раздался телефонный звонок.
«Не вовремя», – поморщился Щепкин. Звонили из издательства. Интересовались, как продвигается работа над романом. Напомнили о сроках, в которые Щепкин уже не укладывался. Весь вечер и ночь он маялся, размышляя, что делать: пойти объясниться или ждать, пока всё образуется. Непонятная обида его раздражала, и он злился на Нину. Утром, уставший от бессонницы, Щепкин решил: «Уеду! К морю!»
Легкий на подъем, Щепкин наскоро собрал сумку и отправился на вокзал. Он любил утро, солнце и дорогу. Любил привокзальную суету: радостное многоголосие встречающих и беспокойные крики провожающих, непредсказуемость встреч и расставаний, дразнящий аромат сдобных булочек из маленьких тесных кафе.
В его жизни было много дорог. Близкие и дальние, все они сливались в одно бесконечное путешествие.
– Уважаемые пассажиры! Начинается посадка на поезд… – Голос диктора утонул в шуме встревоженной толпы.
Подхватив чемоданы и сумки, закинув за спину рюкзаки, пассажиры потянулись на перрон. Постепенно беспорядочная толпа распалась на длинные, скрученные в вопросительный знак очереди у дверей вагонов. Рядом суетились провожающие.
Щепкина никто не провожал. Одиночество избавляло от необходимости прощаться. Он наблюдал, как люди торопятся произнести те самые важные слова, которые по глупости или робости не были сказаны раньше.
– Останься… – умолял худой длинноволосый парень. – Может быть
… – Он достал из кармана пачку сигарет и тут же сунул её обратно. – Неужели между нами все кончено?
– Я уезжаю. – Девушка едва сдерживала слезы.
– Прости… – Парень обнял её. – Я не могу без тебя, милая! – нежно прошептал он.
Девушка всхлипнула и повисла у него на шее.
В этом калейдоскопе чувств и эмоций Щепкин ощущал себя автором удивительного романа. Жизнь наполнилась особым, одному ему понятным смыслом.
Раздался длинный гудок – сигнал отправления поезда. Щепкин увидел, как за окном вагона маленькая старушка шагнула вперед, робко взмахнув дрожащей рукой. В ее глазах читалось тоскливое ожидание без надежды на скорую встречу.
Поезд набирал скорость. – «Разлука, разлука», – выстукивали колеса. Щепкин отмахнулся от внезапной необъяснимой грусти. Мелькали пригородные станции, дачные участки; показался мост, за которым осталась залитая солнцем церквушка. Вдогонку им скользили легкие прозрачные облака.