— Катерина, ты раз за разом меня разочаровываешь,
— зайдя ко мне в комнату, строго начал Пётр Сергеевич – мой приёмный отец и глава
семейства Левашовых, которые ещё в младенчестве меня удочерили. Невесело про себя
усмехнулась: это никогда не закончится, опять мной недовольны и пришли упрекать.
— Сегодня жених твоей сестры впервые ужинает у нас дома, а ты, вместо того, чтобы
познакомиться с будущим родственником и немного времени провести в семейном кругу,
закрылась в комнате. Я уже давно не настаиваю, чтобы ты каждый день садилась с нами
за стол, но хотя бы значимые события можешь не игнорировать.
Шикарная позиция у Левашова — ничего не вижу, не слышу,
не замечаю.
Можно подумать, я от хорошей жизни не сажусь вместе
со всеми в гостиной за стол, а питаюсь исключительно украдкой на кухне.
Для его жены Инессы Марковны и их родной дочери Рины
я не человек, а личная антистрессовая игрушка, на которой они срывают злость и выпускают
пар.
Даже ложку ко рту не могу поднести, чтобы не услышать
в свой адрес пару-тройку обидных замечаний, и это в присутствии Петра Сергеевича,
а когда его нет, что из-за длительных командировок часто случается, в меня так и
вовсе летят откровенные оскорбления.
А по поводу сегодняшнего ужина Инесса Марковна ещё
вчера провела со мной инструктаж. Пока Пётр Сергеевич отсутствовал, велела мне зайти
в его кабинет, где у нас состоялся занимательный разговор.
— Завтра с нами ужинает жених Рины, — разместившись
в кресле мужа, словно на троне, горделиво объявил Инесса — Адашев потрясающий молодой
человек, обеспеченный, образованный, с блестящими перспективами, как раз под стать
моей дочери, а тебе о таком не стоит даже мечтать, — уколола она меня со злорадным
блеском в глазах. Только зря старалась, в детстве, да, после обидных слов
могла всю ночь проплакать в подушку, но к своим девятнадцати годам отрастила броню
и уже практически не реагирую на издёвки. — Так вот, ровно с того момента, как Адашев
переступит порог нашего дома, и вплоть до его ухода, я не желаю тебя видеть. Забейся
в угол своей конуры и не смей показываться на глаза.
— Хорошо. Это всё? — равнодушно спросила я.
Для меня делить один стол с Инессой, её дочкой, да
и самим Левашовым, это отнюдь не награда, а худшее наказание, от которого меня только
что благополучно избавили.
— Да, можешь идти, — так, словно мне действительно
требовалась её дозволение, разрешила Инесса. — И знай, это твоя вина, что мы вынуждены
прятать тебя от гостей, — донеслось в спину, когда я уже практически вышла из кабинета.
— С пелёнок я вдалбливала в тебя этикет, но ты же просто не обучаемая. Всё дело
в генах. Дворняжка останется дворняжкой, как ни старайся.
— Зато вы, Инесса Марковна, сразу видно, породистая…
сука, — особо выделив последнее слово, толкнула дверь и поспешила уйти.
— Катерина, ты так и будешь молчать? — голос Петра
Сергеевича выдернул меня из воспоминаний о событиях прошлого дня.
И как быть? Пойду на ужин – раздраконю Инессу, а не
пойду – Левашов маленькой десертной ложкой выест мне весь мозг нравоучениями.
— Я не могу сегодня со всеми поужинать, Инесса Марковна
запретила. Она сказала, чтобы я сидела у себя в комнате и не позорила семью перед
гостем, — поступила так, как поступаю всегда, сказала правду.