Огромный темно-вишневый лимузин с российскими номерами въехал в город, проследовал по набережной Сены, миновал Трокадеро, затем Лувр, после чего свернул направо и углубился в переулки Монпарнаса. Через некоторое время громоздкий автомобиль не без труда припарковался в тесном скверике, украшенном памятником капитану Дрейфусу.
Наступал вечер. Несмотря на прекрасную теплую погоду, прохожих практически не было, и бронзовый армейский капитан, исполненный туповатой доблести, салютовал обломком шпаги пустому Парижу. Все, что здесь теперь происходит, теперь уже не его, Дрейфуса, дело!
Лимузин остановился напротив памятника. Водитель-азиат, очевидно, совмещал водительские обязанности с ролью телохранителя. Вид у него был мрачным, а глаза казались пустыми. Несколько дней назад его вместе с новым автомобилем прислали во Францию московские друзья. Он вышел из машины и открыл заднюю дверцу.
Но Хозяин не спешил покидать свое место. Доктор Тауфик Магриби приходился внуком одному давно почившему иерусалимскому муфтию времен английского мандата и Второй мировой войны. Он не знал своего деда, но унаследовал неукротимое и жестокое стремление к власти над презираемым им народом. Молодость Тауфик провел в Москве, где окончил знаменитый Университет дружбы народов, а потом – еще одно закрытое учреждение, где готовили настоящих борцов с чем угодно.
Каждый правильный араб считает необходимым вставить перед своей фамилией солидное слово «доктор». Следуя традиции, Магриби тоже защитил в свое время диссертацию: кто-то из университетской шушеры накалякал чушь, посвященную историческим корням стремления палестинского народа к свободе и демократии, Тауфик получил машинописную копию из рук очкастого представителя популяции факультетского «планктона». Будущий доктор даже не затруднил себя внимательным чтением собственного научного труда.
Его научного руководителя аспиранты между собой называли «морским свином». Этот отрицающий любые нравственные понятия политический стукач и впрямь походил на жирненькую морскую свинку с провисшим пеликаньим зобом. Не было в мире такого диктатора-людоеда, к которому этот человек, используя свое положение в советских спецслужбах, не пытался бы набиться в «личные друзья». Кстати, похоже, что именно он и придумал термин «личный друг». Интересно, а кого он считал другом «не личным»? Впрочем, в «дружбе» он достиг изрядных успехов. Правда, когда его приятели-тираны оказывались за решеткой, «морской свин» не утруждал себя посещением узилища. Не утешал он «личных друзей» и в последний вечер накануне свидания с виселицей. Этот человек никогда не скрывал своей истинной натуры, но даже мыслящая публика приучилась искренне принимать его изощренную подлость за высшую мудрость. В результате «свину» удалось завершить свою политическую карьеру кратким пребыванием на чрезвычайно высокой и почетной государственной должности. На ней он, как и следовало ожидать, проявил себя исключительно бездарным негодяем, но это только усилило уважение общества и коллег к мэтру политического «стука».
Бывшие ученики «свина» расползлись по одиозным структурам «третьего мира», но об учителе своем предпочитали не вспоминать. Во всяком случае, вслух. Тауфик Магриби не был исключением.