⇚ На страницу книги

Читать 23 дня

Шрифт
Интервал

Пролог


Возможно, я последний, кто выжил в этом безумном адском круговороте последних дней. Последний житель этого сраного города, коим он стал за это время. Города, полного когда-то всевозможных всплесков жизненных проявлений, ставших ужасающими пристанищами инопланетного зла.

По существу, все мои близкие и друзья сгинули, словно их никогда и не было. И слава Богу, что им не довелось пережить всего, что неоднократными волнами билось о моё существо всей своей ожесточенной чужеродностью.

Я слишком долго нахожусь один. Не знаю, сколько прошло времени с последней встречи с выжившими. Время давно слилось в единый поток, в котором всё смешалось и перепуталось: дни, месяцы, годы.

Всё это стёрлось в единую полосу монотонного постоянства и поиска пищи. Как падальщик, я собираю крупицы оставшихся годными продуктов. Ищу под завалами и в незатопленных подвалах. Мало что уцелело после всего того Ада, что творился на поверхности.

Найдя эти напоминания о Земле, о той прошлой Земле, я стаскиваю их в своё гнездо, которое скрыто в многокилометровом чреве метрополитена. Только крыса Вергилий, как я называю своего соседа, влачащего своё существование вместе со мной, радуется маленьким подаркам от меня. Он попискивает от удовольствия, поглощая какую-нибудь мелочь, вроде сухого кусочка хлеба, пропавшего ещё Бог знает когда, или какой другой гадости.

Спасаясь от пришельцев в одном из незатопленных воздушных карманов сетки метро, мы каждый день пытаемся выжить. Каждый день я совершаю практически марафонский заплыв по затопленному туннелю к ближайшему воздушному карману, после чего выбираюсь по наполовину построенному вентиляционному коробу на поверхность. И выбравшись наружу, я испытываю непреодолимое желание поскорее вернуться обратно. Забиться в свой пыльный вонючий угол и забыться непробудным сном.

После пробуждения, когда я открываю глаза в очередной раз, мне опять-таки нет покоя. Новый день я встречаю новой же вылазкой. У меня осталась одна миссия, одно незавершенное дело. И ради последней правды я ежедневно рискую своей жизнью.

Только вот надежда с каждым днем становится всё больше похожей на отчаянные попытки помутившегося рассудка ухватиться за последние уцелевшие крупицы сознания. Каждый крик, каждый шорох отдается в тенетах моего разума. Каждый посторонний звук в молчании затопленного метрополитена сжимает всё моё естество в комок, старающийся привлечь как можно меньше внимания «ИХ». Чтобы они не заподозрили, что кто-то смог выжить.

«Медузы» пришельцев каждый день исследуют закоулки метро в поисках чужеродных – для них – форм жизни, населявших планету до их появления. Приходится заполнять всё своё существование, всю свою человеческую суть, тишиной. Иррациональной, тягучей дымкой, которую изредка тревожат еле слышные попискивания Вергилия, капель воды или другие естественные природные процессы.

Мысли о ничтожности своего существования подбираются ко мне с каждым днём все ближе. От полного отчаяния спасает забота о маленьком друге, питомце, который без меня уж точно в скором времени преставился бы.

Моё тело с каждым днём становится похожим на обезумевший костер, жадно поглощающий бросаемую в него пищу. Всепожирающее пламя, которое не может утолить голод, сколько бы пищи в него не бросали. Впрочем, что той пищи – неудивительно, что меня терзает постоянный голод. Кости болят от неудобств моего гнезда. Сказывается сон на железе и бетоне, кое-как прикрытом драными тряпками. Из опустевших безжизненных квартир, поглощенных травой и слизью, я натаскал побольше тряпок, но и они не улучшили мой интерьер. Как и не добавили мягкости.