В один из снежных февральских дней родители решили сделать Ромке подарок: сводить в кино и в торговый центр, поесть мороженого. Надо было только подождать на улице, пока они соберутся, и Ромка терпеливо гулял, разглядывая себя в стёклах припаркованных машин. Он знал, что снежками в машины кидать нельзя, и это знание делало мир скучным.
– Мальчик, ты не потерялся? – пробубнил чей-то трубный голос сбоку от него. Слишком далеко, чтобы испугаться.
Ромка быстро обернулся. По другую сторону ряда машин стоял огромный плечистый дядька в чёрной куртке. Лицо дядьки поверх светлой бороды было щекастым и красным от мороза, однако шапки на голове не наблюдалось, торчала только причёска, короткая, с выбритыми висками, делавшая голову дядьки похожей на перевёрнутую щетку для обуви – мама заставляла Ромку чистить такой сапоги.
– Нет, – ответил Ромка. – Я здесь живу. Сейчас родители придут.
Его научили всем говорить, что сейчас придут родители. Это чтобы Ромку никто не украл.
– В этом подъезде? – спросил огромный мужик.
– Угу.
На левой стороне румяного лица мужика блестела каплями мутная, синеватая буква «В» с остренькими петельками. Словно из двух равнобедренных треугольников, поставленных боком, один на другой. Как раз недалеко от того места, где начиналась, собственно, сапожная щётка.
– А я слышал, в этом подъезде ведьма жила, – сказал мужик, оглядывая окна. – Это правда? В семнадцатой квартире.
Ромка озадаченно поморгал. Семнадцатая квартира с недавнего времени принадлежала им, но ни о какой ведьме Ромка не слышал.
– Не знаю, – сказал он честно. – У родителей спросите.
Проследив движение от сугроба, он увидел, что дядек прибавилось. Подошедший, правда, был не такой огромный. Худой и немножко согнутый, он носил синюю вязаную шапку и шерстяное пальто. Нос из-под шапки торчал тонкий, и руки из-за плохой осанки казались длиннее, чем были.
– Так мы, – пробубнил ему огромный дядька, – ничего не найдём, Тейваз.
– Найдём, – отозвался согнутый.
– А тебе ночью грибы часто снятся? – теперь уже он заговорил с Ромкой.
Ромка помотал головой.
– Не часто. Мне самолёты снятся. И яблоки.
В следующий момент дверь подъезда отворилась, выпуская Ромкиных родителей; оба дядьки сразу сделали вид, что рассматривают висящую на дереве птичью кормушку. Эту кормушку Ромка собрал с отцом. И чтобы было ясно, для кого, надписал: «для хороших птичек». Это чтобы плохие птички не ели. Сейчас в кормушке лежали чёрные семечки.
– Простите, – обратился согнутый дядька по имени Тейваз к Ромкиным родителям. – А вы случайно не из семнадцатой квартиры?
Снежинки падали на ресницы тяжелых век Тейваза, и он часто моргал.