Читать О лапах и лапках
1. Оливка в самоизоляции.
Жила-была собачка, маленькая и очень любопытная, трепетно относящаяся к каждой минуте проведенной с хозяевами. Нет, конечно же, хозяева ее любили. Кормили, гуляли, расчесывали ей шерсть… Хотя, последнее Оливке не нравилось. Она предпочла бы, чтобы ее любили как-нибудь по-другому, без металлических колючек расчески, которая грозилась сделать ее – Оливка – а вы уже поняли, что собаку звали Оливка,– так вот, Оливка была совершенно и полностью в этом уверена – голой. Без намека на шерстинку. Поэтому, когда хозяйка доставала корзинку с расческами, лохматый йорик сразу рычанием предупреждал расческу: «Только посмей! Я тебе зубья-то все выгрызу, у меня и самой их вон сколько!» (сколько именно, она не уточняла, памятуя о последнем визите к стоматологу, сделавшем ее улыбку несколько натянутой и лишившем Оливку ее гордости, шести – ШЕСТИ – зубов. Прям, весь верхний ряд, от клыка до клыка. И пара в глубине. «Хорошо, клыки не посмели тронуть, а то я бы, как проснулась, не отнеслась к этому так смиренно, заявилась бы в клинику, пусть эти, как их, импран.. Интар… Имплантанты ставят, чтоб как у Джулии Робертс была улыбка, от уха до уха!»). Расческа притихала и аккуратно и деликатно приглаживала шерсть, и все оставались довольны. Кроме хозяйки. Ну, да и ладно.
В остальном с хозяевами Оливке повезло. Они ее любили, и собака отвечала им тем же. Старалась заботиться о них, приносила им игрушки, когда они скучали, не обижаясь на то, что раз за разом они капризно кидали их вдаль комнаты. «Играют,– догадывалась Оливка, а она была очень умной собачкой, – ну прям, как дети. Что с ними сделаешь, ладно, поиграю с ними». И Оливка носила игрушки, хозяева их кидали, она снова и снова приносила им игрушки обратно. И готова была играть с ними вечность. Или лизать, скажем. Нет, не то, чтобы ей это очень нравилось, но она видела, как хозяева жмурятся от удовольствия, и не могла отказать им в этой маленькой радости, вылизывая им лицо, уши, губы, даже нос порой…
В-общем, жизнь у Оливки была счастливая. Как у всех домашних собак, которым посчастливилось найти своего человека. Кроме одного момента. Как и у всех домашних собак.
«Один момент – скажете вы,– его легко пережить!». Но нет. Это был очень большой один момент. Весомый. Огромный. Длительный. Как вечность. Дело в том, что каждое утро, покормив Оливку, погуляв и пожелав ей доброго дня хозяева уходили. На целый день. Оставляя Оливку в одиночестве. «К другой собаке!»,– догадывалась она, но ничего, абсолютно ничего не могла сделать.
Оливка с печальным видом ложилась на подстилку, и целый день грустно дремала, когда хозяева наиграются с другой собакой, и вернутся к ней. Ни лизать, ни приносить игрушку было просто некому. Даже прижаться теплым шерстяным бочком и положить голову на руку – некому.
Шли дни, и среди них наступил тот, когда хозяева никуда не ушли. Они остались дома. С утра до самого вечера. И вечером тоже не ушли. Оливка не стала гадать, что случилось с той собакой, или даже собаками, к которым они всегда уходили (хотя, правды ради, как она ни обнюхивала их после возвращения, чужих запахов учуять не могла, видимо, они мылись), потому что не была злопамятной. Она поняла, что ей сегодня не надо грустить. Ее любовь наконец получит тот выплеск, о котором она мечтала, который снился ей одинокими грустными днями, когда человек – ЕЕ ЧЕЛОВЕК – всегда будет рядом, и можно будет постоянно заглядывать ему в глаза, тыкаясь в него влажным носиком и повиливая хвостом.