РУБИНОВЫЕ ЗВЕЗДЫ.
К рубиновым звездам
На каменных башнях
Ночною тропою идем.
Поймем мы едва ли,
Шагая отважно –
Назад ничего не вернем.
Из детской песенки.
Жизнь страшна и чудесна, а
потому какой страшный рассказ не расскажи
на Руси, как ни украшай его разбойничьими
гнездами, длинными ножиками и чудесами,
он всегда отзовется в душе слушателя
былью, и разве только человек, сильно
искусившийся на грамоте, недоверчиво
покосится, да и то смолчит.
А.П. Чехов. Степь
В начале октября задуло. И день ото дня, становясь мощнее, ветер, поднимал пыль с изорванного покрывала земли, и, не давая покоя, все заковыристей вертел абразивную взвесь в пространстве, стирая дальние холмы с обозримого горизонта.
Деревья в саду порывисто вздрагивали. Черешни и одинокий орех с легкостью сбрасывали пожелтевшие листья; яблони и жерделы еще крепились. Небо сделалось мутным и, на месте солнца тлело белёсое пятно.
Василий вышел из дома, и, поежившись, отправился на край огорода к дощатому нужнику. Пытаясь потереться о его штанины, бело-рыжей змеей заскользил худющий кот с рысьими, бандитскими глазками. Василий оттолкнул его ногой, отворил дверь нараспашку, и, налаживая вентиляцию, зацепил внутренний крючок за наклоненную внутрь сетку забора.
Не успел он закурить и задуматься о странностях погоды, как в тесном помещении, пользуясь полнейшим доступом, замурлыкал надоедливый кот с поднятым трубою хвостом.
– Чувырло! Да пошел ты… – зашипел Василий, как поймавшая искру, но подавившаяся огнем спичка, и, оттолкнул кота рукой. Тонко чувствуя грозные изменения в хозяйском голосе, кот рисковать не стал, и принял вид покорной домашней живности. Кошачья спинка плавно прогнулась под тяжестью ладони. Кот довольно поурчал, и, отошел чесать пушистый бок о серую доску дверного проема.
Василий несколько раз чиркнул спичкой. Наконец, зажглась! Чертыхнувшись, прикрывая один глаз, затянулся.
Куда следовало отправиться коту, Василий уточнять не стал, но учитывая узость утреннего мышления, выбор у животины был невелик. Перед котом Чувырлой, – ну, почти как перед былинным богатырём! – открывалось три известных направления. Одно круто задиралось ввысь. И, там, на вершине не ясно чего, – возвышался вроде как сказочный дуб. Из обвитого златой цепью ствола, – где-то посередке, – торчал крепкий сук. Вот на нем-то и надлежало коту разместиться. Время от времени похаживая от нечего делать по цепи.
Две другие дороженьки уползали в темные и загадочные овраги, поросшие по краям густым, непролазным кустарником. На дне одного время от времени журчал ручей, а из другого иногда тяжело тянуло, словно там истлевала брошенная заезжими цыганами кобыла.
Но поскольку животные ни сознанием, ни сознательностью не обладают, а пожелание то, пулей просвистело в голове лишь у человека, то кот, располагая природной, звериной сметкой, сделал вид, что недоброй подоплёки не распознал; намек хозяйский оставил безо всякого внимания, и на непотребные намёки в тональности голоса даже не обиделся.
Василий поленился тратить слова на зазнавшееся, все еще полудикое животное. Но всё же, те, что уже вспорхнули мелкими птахами, явились необходимой добавкой к проделанному движению. Как вскрик «Н-но!» обгоняет щелчок плети по затертой упряжью вздрогнувшей шкуре, покрывающей единственную, измученную тяглом лошадиную силушку.