Мальчик уже второй час лежал неподвижно. Стоило ему издать хоть звук, и он был бы беспощадно разорван на части.
Всё началось этим утром. Мальчик проснулся раньше обычного из-за шума кофемашины на кухне. Приняв солнечные ванны, он потянулся и покинул пленящую постель, потирая глаза. На автопилоте он добрел до раковины и умылся. Стоило только начать делать шаги на кухню, как он почуял аромат двойного эспрессо. Мама усаживалась за стол с парой чашек кофе. Ее бледное лицо было обращено к трясущимся рукам. Казалось, что её кофе может вот-вот пролиться. Мальчик боялся издать лишний звук. Ему казалось, что стоило лишь чуть-чуть отвлечь маму, и кипяток прольется на ее белый свитер, словно цунами из раскаленной лавы. Он тихо сел за обшарпанный столик. Мама наконец поставила чашки и медленно присела на скрипучий стул. Она подняла на него мешки под глазами и вновь уставилась на кофейную гущу, начав помешивать в ней сахар.
– Доброе утро, мама, – сказал наконец мальчик. Как вдруг рука мамы дрогнула. Она выронила чайную ложку из рук и кофейные капли разлетелись во все стороны. Одна из них попала прямо на её белоснежный свитер. Сын сцепил зубы. – Прости, мамочка, – еле выдавил он. Но женщина лишь пожала плечами. Они сидели в тишине. Та беспощадно сдавливала нутро мальца, пытаясь задушить его. – Скоро мне семь лет исполнится, – напомнил сын, дабы хоть немного развеять ледяное безмолвие.
– Сегодня ещё и идти на двойную смену, – прозвучал прокуренный голос матери.
– Снова придёшь поздно? – Мальчик поник над своей яичницей.
– Ещё и футболки его отстирывать, – она говорила о сыне в третьем лице, будто бы вела диалог с самой собой и никого кроме неё здесь не было и быть не могло.
– Давай я сам, мамочка? Тебе же тоже нужно иногда отдыхать.
– Магазины будут закрыты после работы. Стирального порошка нет, – констатировала женщина. Причём, опять же эти слова устремились не к мальчику, а к ней самой, кружась по орбите её стертого рутиной сознания.
– Мам? – Женщина встала и неторопливо двинулась в свою спальню. Мальчик выглянул из-за дверного проема. Его мать копалась в шкафу, ища замену испорченному свитеру. – Мам? Поговори со мной, пожалуйста… – его голос дрожал. – Мама? – Но она продолжала игнорировать сына, отчаянно копаясь на полке с вещами. Тщетно. Ничего подходящего. – Мамочка! – звонкий голос сына ударил по ее барабанным перепонкам. – Пожалуйста…
– А смысл мне с тобой разговаривать? Ты никогда меня не слушаешь. – Ее голос звучал, как обреченная трупа скрипучих музыкантов. Ее вялые глаза обратились к сыну, но смотрели не на него, а насквозь.
– Я слушаю! – возразил мальчик. После пылкой фразы его носик дрогнул, а сам он сгорбился и будто бы несоизмеримо уменьшился от этого.